Неукротимый, как море

— Не можешь, — согласилась она, — да и я этого не хотела бы. И все же, Николас, любовь моя, я не могу забросить собственную жизнь.

— Ладно. Тогда давай поженимся.

— А зачем?

— Чтобы я не потерял свой счастливый талисман и чтобы ты была обязана всегда поступать так, как тебе муж говорит.

Саманта довольно рассмеялась и прижала золотистую голову к его плечу:

— Эх ты, мой викторианский джентльмен… Прошло твое время, нынче все по-другому. Нынче существует лишь одна причина, по которой люди женятся, Николас, и эта причина — рождение детей. Ты хотел бы подарить мне ребенка?

— Я лично за. Великолепная мысль!

— Ага… И тогда у меня будут все возможности подогревать бутылочки с молочной смесью и стирать пеленки, покамест ты будешь мужественно бороздить дальние моря… и раз в месяц заглядывать домой на ужин. — Она покачала головой. — Наверное, когда-нибудь и мы заведем ребенка… но не сейчас. Еще слишком многое надо сделать, многое взять от жизни…

— Вот незадача. — Он тоже покачал головой. — Мне никак не улыбается отпускать тебя с короткого поводка. Не ровен час сбежишь с каким-нибудь двадцатипятилетним мускулистым олухом, у которого…

— Ты дал мне шанс отведать зрелого вина. — Саманта рассмеялась. — Приезжай ко мне как можно скорее. Как только закончишь здесь свои дела, сразу мчись во Флориду, и уж там-то я покажу тебе свою жизнь.

Из глубины зала ожидания к ним приблизилась юная улыбающаяся женщина в отменно сидящей униформе авиалинии «Пан-Ам».

— Доктор Сильвер? Объявлена посадка на рейс четыреста тридцать два.

Они встали и посмотрели друг другу в лицо, испытывая какую-то неловкость.

— Приезжай поскорей… — прошептала она, поднялась на цыпочки и положила руки ему на плечи. — Как можно скорей…

Едва Джеймс Тичер выдвинул свою идею, Николас так и взвился:

— Я не желаю с ним разговаривать, мистер Тичер, слышите? Единственное, что мне нужно от Дункана Александера, так это подписанный им чек на шесть миллионов долларов, предпочтительно сертифицированный одним из ведущих банков… И получить его я хочу до десятого числа.

Адвокат решил зайти с другого угла — как говорится, не мытьем, так катаньем.

— Вы только представьте его вытянутую физиономию… Ну же, мистер Берг, позвольте себе хоть немножко позлорадствовать.

— Не будет мне никакого удовольствия от созерцания его физиономии. Я с ходу могу назвать добрую тысячу лиц, на которые мне куда приятнее смотреть.

Впрочем, в итоге он уступил уговорам, поставив лишь одно условие: встреча должна проходить в месте по выбору самого Николаса, дабы недвусмысленно напомнить, в чьей руке теперь кнут.

Офис Джеймса Тичера располагался в одном из тех живописных зданий, которыми славились так называемые судебные инны, квартал корпораций барристеров в западной части лондонского Сити: увитые плющом дома окружены крохотными бархатистыми лужайками, которые отделялись друг от друга узенькими мощеными улочками… Словом, весь этот мирок словно сочился историей и был напрочь лишен признаков утилитарной современности. Его сдержанная атмосфера внушала доверие клиентуре.

Адвокатская фирма Тичера занимала весь третий этаж. Лифта не имелось, лестница была узкой, крутой и опасной. Дункан Александер появился запыхавшимся, а пунцовость щек не мог скрыть даже его знаменитый загар. Секретарь Тичера окинул его безразличным, чуть ли не презрительным взглядом, даже не удосужившись подняться из-за стола.

— Мистер… э-э-э… как вы сказали? — Он вздернул бровь, не отрывая щеки от подставленной ладони.

Секретарем Тичера работал человек столь же живописный и седой от древности, как и само здание. Более того, он был облачен в темный костюм из шерсти альпаки, лоснящийся и зеленоватый от времени, а торчащий вразлет воротничок и черный галстук-стилет придавали ему удивительную схожесть с сэром Невиллом Чемберленом, когда тот, подписав с Гитлером Мюнхенское соглашение, пообещал человечеству «мир до конца наших дней».

— Мистер… кто? — повторил он, и Дункан Александер залился румянцем. Он не привык дважды напоминать о собственном имени. — Вы записывались на прием, мистер Арбутнот? — ледяным тоном осведомился секретарь и принялся копаться во внушительном гроссбухе, прежде чем снизошел до небрежного помахивания рукой, соизволяя Александеру проникнуть в спартански обставленную приемную.

Там Николас продержал его ровно восемь минут, то есть в два раза больше, чем в свое время провел под дверями кабинета «Флотилии Кристи». Встав возле небольшого электрокамина, он не ответил встречной улыбкой на ослепительную полоску зубов Дункана.

Джеймс Тичер сидел за столом спиной к окнам, выйдя тем самым из-под линии перекрестного огня, подобно судье на Уимблдонском турнире. Впрочем, Александер его почти не заметил.

— Поздравляю, Николас. — Дункан покивал импозантной головой и пригасил яркость улыбки до уровня скорбной покорности. — Твое достижение войдет в учебники.