Читаем Неумирающие корни полностью

— Крепкий табак, — сказал он, с трудом поборов кашель. — Выписной из Колхиды, а на донской земле принимается моментально. Мы его весной полгектара посадили и на будущий год думаем до гектара расширить. Правда, своих курцов у нас после войны поубавилось, но разводить его для продажи выгодно: стоимость трудодня подымает и на базаре спекуляцию подрывает в корне. По пять рублей, стервецы, дерут за стакан махорки. Хотя бы стакан как стакан, а то граненый. Да, если бы сейчас наши люди вернулись, мы бы еще не один гектар этим колхидским табаком засадили. Курите на здоровье, не жалко. Вот и Акимыч сейчас помирает без своих сыновей, среди внуков. Ну-ну, Степанида, ведь твой Родион был некурящий, — растерянно пошутил Степан Кузьмич, положив руку на задрожавшее плечо соседки.

Голос его приглох в тумане, поплывшем с бугров над Доном. Не стало видно леса на острове и домиков станицы за серой стеной, вставшей вокруг парома. Только красный огонек неукротимо пробивался сквозь мглу как капля.

— А к тому времени, когда Акимыч пришел из Первой Конной, его три сына только подрастали, — после молчания продолжал Степан Кузьмич, находя огонек глазами. — Взял он их у сестры и стал на свое хозяйство в Вербный хутор. По инвалидности от ранений назначили его светить бакен. Сначала он запротивился уходить на тихую должность, но потом понравилось ему указывать путь проходящим пароходам. У нас тут в летнее время буксиры круглые сутки гудят, как шмели. Из Цимлянской баржи с вином тянут, из Константиновской — с пшеницей, из Краснодонецка — с антрацитом. Бывало, в ночь-полночь по низовой волне Акимыч едет подливать в бакен керосину. Женился вторично не скоро — в сыновьях души не чаял. Зато они один за другим стали оперяться. Старший, Семен, выше отца поднялся. Красивый был парень, все девки в станице ему утирки расшивали. С дочкой Ольгой они похожи, как две капли. Это она сейчас с лодки отзывалась — деда замещает. К двадцать девятому году, когда подуло колхозным ветром, Семен в нашем хуторе заправлял всеми делами. Время было тяжелое — хорошую голову надо было иметь, чтобы разобраться. Крестьянин к общественной жизни качнулся, а его за воротник неизвестность держала. Крутая заварилась каша. Я так думаю, что если бы мы тогда не совершили победу, то не видать бы нам теперь рейхстага. Кулаки в эту кашу свое масло лили. На Вербном хуторе в лущилинском доме их штаб находился. Иван Савельевич Лущилин с одних виноградных садов по тысяче ведер вина надавливал. Стреножило нас ихняя агитация про антихристову печать и про общее одеяло. Особенно лютовали женщины. Помнишь, Степанида, как вы меня чуток тройчатками не запороли?

— Помню, — чуть слышно сказала соседка.

— А теперь попробуй выразиться против колхоза, пожалуй, тоже на вилы подымут, — молвил Степан Кузьмич с усмешкой.

— Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше, — бросила от троса Дарья.

— Верно, Даша, да только мы к этому пониманию через большие жертвы приходили. Ты была еще девочкой. Навечер Семен собрался нести в район на утверждение опись кулацкого имущества для ликвидации этого вредного класса. Мы его уговаривали дождаться утра, но с ним трудно было спорить. Идти ему было берегом, под буграми. А ночь выдалась темная, завьюжило. Стал он переходить незамерзающие родники — там его и убили занозой. Должно быть, он еще долго боролся с ними, потому что вся земля кругом была изрыта каблуками, В этом месте теперь мраморный памятник стоит, да его сейчас не видно.

— Нет, белеет, — всматриваясь, возразила Дарья. Ей, как и другим, ничего не было видно сквозь завесу тумана, но Дарье страшно хотелось, чтобы памятник был всем виден, и она, приподнимаясь на цыпочки, уверила себя, что видит.

— Ну, у тебя глаза помоложе, — охотно согласился Степан Кузьмич. — Мы хотели его на площади против клуба поставить, но Акимыч пожелал, чтобы именно там, где убили. Сам облюбовал на пригорке место и вырубил среди верб полянку. Крепко горевал за старшим сыном. Остались у Акимыча двое.

— Григорий у нас был директором. Его трактористы долго не забудут, — невнятно сказал шофер из-под капота мотора.

— Никак, посвежело, — поежилась Степанида, кутая дочку полой своей теплой кофты.

— Успокойся, Степанида, — тихо сказал ей Степан Кузьмич.

— Сейчас бы наша эмтээс опять гремела, кабы не такое дело, — сердито бормотал шофер.

— Какое дело? — повернулся к нему на подножке заготовитель.

— Ну?! — спросила Дарья.

— Дай свечи зачистить. Искры нет. Под этим капотом темно, как в бороде у цыгана.

Застоявшийся бык переступил по дощатому настилу ногами и потянулся к сену, торчавшему сквозь стропила на машине. Степан Кузьмич подошел и оттянул быка за налыгач от сена.

— Плохо уложили. Рассыпается, — сказал он с укоризной.

— Хо-зя-е-ва!.. — добавила Дарья, уничтожающе подсмотрев на заготовителя, ерзавшего по подножке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза