Неуставняк-1. Книга 1

Десять минут перерыва прошли незаметно, и мы волей неуёмного командира были возвращены на поле брани. Там мелкими кучками лежали трупики наших противников, но нарождающаяся масса их была неизменна. Выходило так, что цветы росли быстрее, чем мы их выдирали. Этого вам не понять – такого абсурда я не видел и, наверно, никогда не увижу. Три дня, проведённые в борьбе за безупречную зелень футбольного поля, подорвали мою веру в силу человека. Одуванчикам надо отдать должное. Их, конечно, стало намного меньше, но они не сдавались и, как партизаны, были всегда готовы появиться там, где была слаба наша оборона. Да, да оборона! Ведь это не мы на них наступали, а к концу третьего дня мы спасали поле и окрестности от их нашествия.

Почётную обязанность по выносу мёртвых тел на братское кладбище выполняли единожды назначенные сержантом солдаты, но на второй день я произвёл маленькую рокировку.

После обеда я подошёл к сержанту и, обратившись по форме, спросил разрешения занять место в упряжке носилок, сославшись на начинающуюся цветочную аллергию. Аллергии у меня не было, но неизвестно откуда взявшийся насморк следовало использовать с толком. Сержант решил дело положительно, а я, в свою очередь, объявил, что одни из носилок теперь безраздельно принадлежат нам с Костей. Носить было не тяжело, но уж больно часто. Радовало одно: что там, под Топтун-горой, можно было спокойно перекурить. В очередной раз закурив сигарету, я осмотрел пределы местного кладбища жертв борьбы человека с фотосинтезом. Огромные горы ещё не перегнившей с осени листвы поражали своими размерами. Да, нелегко пришлось прошлогодним бойцам – трудились они на славу! Пригорки наших одуванчиков ничто по сравнению с их Гималаями.

Три дня подряд мы, проснувшись, делали пародию на зарядку, завтракали, занимались строевой и шли покорять одуванчики. Обед и послеобеденная строевая подготовка сокращали полевые работы, и только заход солнца за Топтун-гору прекращал борьбу – жёлтые цветы враз пропадали, словно их никогда и не было.

С одуванчиками бился весь батальон, только сражения происходили в разных уголках части. Караваны труповозок неизбежно стремились к одному месту, где мы встречали других братьев по оружию и могли оценить масштабы всеобщего боя – они впечатляли!

После ужина было немного личного времени, которое рота проводила на спортгородке, где, корчась под командованием сержанта, старалась восполнить свои физические пробелы. По сути, добровольности в решениях не было – нас, как стадо баранов, умело направляли, и мы шли туда, куда укажут.

Стараясь приучить своё тело к физическим нагрузкам, кучка моих земляков решила самостоятельно заниматься на спортгородке. Заводилой был Вова Андреевский. Но и не он в принципе был двигателем идеи. Один из воинов части занимался на перекладине и выписывал такие пируэты, что впору было его назвать гимнастом. Мы подошли к нему и стали расспрашивать. Он оказался младшим сержантом, отслужившим полгода. Как отличника учебно-боевого процесса его оставили в части для обучения подрастающего поколения, то есть нас.

– Скажите! – Володя был всегда искренне вежлив. – А вы до армии спортом занимались?

– Что ты! – Он выпрямился, и его грудная клетка выдвинула красивые рельефные мышцы. – Что ты, я был школьником. Всё то, что вы видели, я достиг здесь сам. Главное, мужики, каждый день заниматься, и вы всего добьётесь.

– А как вас зовут? – Вовка смотрел на него с явным восхищением.

– Имя в армии значения не имеет, – он накинул на себя китель, – младший сержант Агаларов! Если повезёт служить в первой роте, то я, может, буду вашим командиром.

– Ты, Саня, как хочешь, а я буду проситься в первую роту, – заявил Костя.

Вечером была вечерняя проверка16, а после неё недолгое умывание и снова сон.

Первые армейские сны – без сновидений – провал памяти и очередное утреннее пробуждение.

К началу четвёртого дня мы научились сносно маршировать, при утреннем подъёме одеваться и строиться в расположении за тридцать пять секунд, идеально заправлять кровати и рвать одуванчики. Всё это время рота пополнялась, и к началу четвёртого дня в расположении пустых коек уже не осталось.

«Папа, мама и бабушка, здравствуйте!