Неуставняк. Книга 1

Сержанты в столовую ходили для вида, и если и отщипнут чего, так это хлеба, который запьют чаем или компотом. Так вот, в момент уборки стола тот огрызок хлеба исчезает в кармане одного из молодых долгожителей. Когда им на перроне раздали сухпай, все подумали, что привалило счастье и сейчас можно отъесться.

Но коварный план Медведя сработал, получив росписи за переданный в коробках воздух, он поехал пополнять прилавки местного сельмага, а доблестная Мабута поделила всё по-честному. На двоих пришлось по пять коробок сухпая, из которого сержанты потребовали отдать тушёнку, количество которой им невозможно съесть, но, видимо, те были запасливы и своё отпускать не хотели. В результате каждый из них получил не три дня жизни, а полтора. Им предстояло самостоятельно разделить свой рацион на равные части пути, и тут все до одного прокололись. В первый вечер и последующий день сухпай в их подразделении закончился. Оставались спрятанные в карманах сухари и немного галет, но этого хватило только на ночь второго дня, дальше пришла тоска. Когда же наши вагоны, в очередной раз перецепив к другому составу, перевезли из Москвы в Москву — в их рядах наступило отчаянье.

Выслушав рассказ об их продовольственной проблеме, я пообещал поговорить со старшиной — а там, как знать, может, и поможем. По крайней мере, я б очень хотел им помочь, но мои полномочия были ничто по сравнению с масштабами бедствия и беспредела!

— О-п-па-на! — Дверь отъехала в сторону, и на пороге прорисовался Лёня. Одет он был в спортивные брюки и тельник-майку. — Чё за посиделки! Пишем мемуары?

Лёша вскочил по стойке смирно и занял проход, так что я должен был оставаться на месте, не вставая.

— Так, боец, быстро покинуть помещение и бегом марш в своё расположение! — Он сделал шаг в сторону и пропустил вырвавшегося, как паровоз из туннеля, Лёшу.

Лёня шагнул в купе и присел напротив меня.

— Вижу, что‑то произошло, — старшина принял серьёзный вид, — рассказывай.

Я без утайки рассказал ему всё…

— Так, вечер перестаёт быть томным. — Он немного призадумался, потом посмотрел в глаза. — А ты не хочешь ещё чего-нибудь добавить?

Я медленно залез в свой нагрудный карман и протянул корочки из‑под паспорта. Он, не торопясь, открыл их и извлёк посмертный трактат павшего героя. Некоторое время старшина вчитывался, выражение его лица приняло вид человека, смотревшего на мерзость — недельный труп собаки; ботинок, наступивший в понос; живую жабу на тарелке.

— И ты прочитал все эти сопли?! — Он держал исписанные листки за край, словно боялся запачкаться.

— Нет, начал, но не въехал и решил прочитать позже, — соврал я.

— Вот и ладно, незачем травмировать психику молодого бойца. Пойдём-ка, друг, спасать папуасов из далёкой Африки.

СПАСЕНИЕ ПАПУАСОВ

Лёня потребовал отчёта по нашим запасам. В отличие от Папуасов два дня пьяного угара подарили нам один день нескудной пищи в виде возврата невостребованного провианта. А если учесть, что моя выдача щадила тушёнку, то дня полтора и даже два с натягом. Галеты и часть сухарей первого дня вообще остались почти в полном комплекте.

— Молодец, бери с собой твоих бойцов и коробки. Сгружай половину сэкономленного запаса и выдвигайся к границе, я туда сейчас подтянусь.

Я начал быстро выполнять отданное распоряжение. Когда караван с гуманитарной помощью прибыл на границу, таможня в лице дневального пропустила нас в стан врага.

А там, судя по громкому диалогу, сержанты-десантники уже вели воспитательную работу с младшими командирами Папуасских войск.

— Лёня, да ты что! Чтоб я вас назвал недоносками!? Да ни за что! Зуб даю! — Диалог происходил в центральном купе плацкартного вагона.

Хоть я из-за тесноты и не мог быть в первых рядах, но по разговору и движениям тел представить, что там происходит, было не трудно.

— Женя — это двойное имя, и ты, сучка, сейчас станешь девочкой! Ещё раз спрашиваю, ты называл нас недоносками?! — Старшина говорил громко, но не кричал.

— Лёня, ты чё, я ж сказал, зуб даю! — Его голос сорвался на отчаянный крик.

— Зуб дал? — Лёня резко дёрнулся вперёд и вновь выпрямился. — Зуб взял!

Шум падающего тела и стон Жени были ответом на его движение.

— Тебя, маломерок, спасают твои погоны, а я не имею права уронить честь сержантского состава даже в лице твоих подчинённых. Клади зуб на стол и слушай меня дальше.

После короткой паузы Лёня продолжил.

— Вот тут, калека, твой приговор лет на десять, и если ты, подруга, продолжишь издеваться над своими или чужими подчинёнными, я пугать тебя не буду и бегать за тобой не стану, просто вот эту предсмертную записку пошлю в прокуратуру. И запомни, ваши понтонёры стоят рядом с нашими связистами. Если мне промаячут, что у вас беспредел, тебе не жить. Теперь главным в части по беспределу будешь ты. Понял!?!

— Понял. — Голос Жени дрожал и был еле слышен.

— Вы поняли мою мысль? — Лёня сделал паузу.

— Да, поняли, — недружно ответили Женины соратники по командному составу.