— Слушай, парень, а чем мы будем завтра заниматься? — Меня просто распирало любопытство, и я решил начать обстоятельный разговор за жизнь.
— Парень!? — Он ухмыльнулся. — Нашёл пацана! У нас нет здесь парней! Здесь только мужики! — Спокойно приложился к папиросе и выпустил дым кольцом.
Таким заявлением я был обескуражен, но всё же продолжил: «Ну ладно, а чем мы завтра будем заниматься?» — Напора осталось— хоть отбавляй.
— Не завтра, а сегодня. — Он посмотрел на часы. На циферблате красовались две толстые фосфорные стрелки. — С утра вы начнёте доблестно собирать одуванчики.
— Одуванчики??! — Я был вторично обескуражен.
— Одуванчики! — Он виртуозно щелчком направил остаток папироски в сторону урны, и тот, попав в цель, пропал в жерле объёмной чугунины. — Так, воины, в колонну по два разобрались и пошли за мной спать!
Он оказался дневальным по роте, в которой нам предстояло переночевать.
Из-за чувства чужого места пришлось долго ворочаться, чтобы поймать в узкой кровати нужную позу. Сон был как обморок — глубокий и без сновидений.
Просыпался я медленно, что‑то вокруг шумело, но сон не отпускал. Настырность чьей-то команды достала, и я, не открывая глаз, заставил себя сесть на край кровати, но чтобы доспать. Шум не мешал — захотелось свернуться в ракушку — руки обхватили живот, спина начала горбиться, а голова — медленно опускаться на грудь.
Беснование, топот и крик настойчивого безумца давили и требовали проснуться. Я стал съёживаться быстрей, чем когда мама будила меня на работу.
Вдруг из-за спины послышался громоподобный рёв: «Ты чё, Тело! Команда „подъём“! а не „отбой“ была!», и я почувствовал спиной, что в мою сторону летит тяжёлый снаряд.
Я всем телом подался вперёд, голова пригнулась к коленям, и глаза открылись — сознание проснулось мгновенно. Что-то ударилось о препятствие и, упав на мою голову, скатилось на пол — перед глазами лежал сапог, запах из которого был несказанно терпким. Остатки сна под воздействием этой летучей смеси испарились напрочь, и я вскочил! Передо мной через небольшой проход на кровати лежал, откинувшись навзничь, неизвестный солдат в белых исподних штанах и тельняшке. Он, вероятно, тоже хотел немного доспать, но, сражённый летящим в меня сапогом, лежал с лицом убитого в бою. Повторения не требовалось — я бросился к проходу. Из глубин казармы донеслась настойчивая команда: «Закончено время на одевание! Выходи строиться! Оставшиеся вещи взять в руки и бегом!»
— Бегом! Бегом!! Быстрее!!! — подхватил хор неких голосов, заставляя всех присутствующих броситься вон из помещения, порождая хаос пожара или даже войны!
— Бегом на построение! — Надменно высокий голос стал подщелкивать сзади, подгоняя отстающих, а значит и меня.
Впихнув ноги в сапоги, стоявшие возле прикроватной табуретки, я смёл в охапку обмундирование и побежал по проходу в сторону настойчиво ревевшего голоса. Догнав толпу, я выскочил на лестницу, по которой вместе с шумным потоком выплеснулся на улицу, где, вспениваясь надеваемой одеждой, собирался внушительный строй.
Мы стояли в одном строю такие разные, что теперь мне и стыдно, и смешно одновременно — вот бы кино про это снять. Однако в своём исподнем я был не один, лишь процентов десять были почти одеты — остальные имели непотребный для армии победителя вид.
— Равняйсь! Смирно! — Перед войском стоял сержант в чистой, гладко отутюженной форме. Комплекцией он был очень похож на Лёню, лицо открытое и приветливое. — Ну что, воины, я вижу, вчерашний урок вам на пользу не пошёл. — Он выразил разочарование и добавил: «Будем тренироваться!»
«О чём базар! Меня вчера здесь не было!» — подумал я, но из чувства солидарности с остальными промолчал.
— Вольно! Оправиться! — отведя глаза в сторону, скомандовал сержант.
Он всем видом показывал свою непричастность к нашему строю — ко всему непотребству, в котором застал нас его взгляд. Ну, если не Бог то, пожалуй, Герой, да и только…
Строй расслабился и зашевелился. Команда «Оправиться» мне была ещё неизвестна — я огляделся и увидел, что недоодетые или неправильно застёгнутые принялись, не выходя из строя, завершать свой туалет. Тогда я бросил одежду перед собой, снял сапоги и, используя их как островок, начал одеваться.
Неуклюже, постоянно заваливаясь на товарищей, я натянул галифе и одел китель, а вот правильно навернуть портянки не хватало умения, и поэтому, натянув сапоги, я запихнул их за голенище, чтобы потом уточнить у сержанта, как их правильно надевать. Пуговицы кителя упрямо сопротивлялись и отказывались проскальзывать в петли — оставалось загадкой: как же я их застегнул ночью?
Сержант был предельно вежлив и спокойно ждал, когда мы закончим свой туалет. Еле совладав с пуговицами (в чём я был не одинок) и пристроив посередине тела ремень, я закинул на голову пилотку и огляделся. Можно сказать, что я справился довольно быстро с этим первым армейским заданием. Многие даже и не сообразили, как начать себя в строю одевать.