Неуставняк. Книга 1

Но что‑то настойчиво тянет и тянет вверх — кто перетянет? Однако сила сверху становится сильней, и свет, появившись в одной точке, стал разгораться всё ярче и ярче. Всё, меня вытащили, я могу дышать, могу слышать, могу открыть глаза, и я их сейчас открою: «Ты чё! Тело! Ты чё, специально! издеваешься? Алё!!! Команда „подъём“!!!» — Я вишу на ремнях, охвативших мою спину, мне приятно, моё тело расслаблено, и я просто откинулся назад и вишу. — «Ты! Душара! Ты что?! Издеваешься?!!». Делать нечего — мне всё же придётся открыть глаза… Я открываю глаза… Я открыл глаза.

Красивое лицо взрослого загорелого, сильного, волевого человека смотрит на меня в упор и… И ругает меня всей ему доступной лексикой. Я соображаю, что я в чём‑то неправ, но в чём?

— Вставай! — Он поднял меня за тельник и поставил на ноги.

Я полностью пришёл в себя и огляделся. Из расположения выбегал предпоследний полузелёный человечек, последний стоял передо мной.

— Ты чё? Умер, что ли?

— Нет! Я спал.

— Ничего! себе спал! Я тебя минуты две трясу! Все уже на построении, ты чё, вообще ничего не слышал?

— Нет!

— Давай одевайся. — Хватка ослабла. Его свирепое лицо вдруг стало добрым, если не братским. — Всё, тебе минута, давай, лети строиться!

Он повернулся и, словно забыв обо мне, пошёл к выходу, напевая какой‑то неизвестный мотив.

Придя в себя и оглядевшись по сторонам, по остаткам одежды на табуретках я определил форму одежды для построения — номер два (голый торс).

Когда я выбежал из подъезда казармы, рота уже повернулась и приготовилась к бегу. Далее была просто ознакомительная зарядка. Нас не гоняли, а прогуливали, настоящую зарядку мы познаем чуть позже.

Потом мы умылись и строем двинулись на завтрак. События нанизывались, как мясо на шампур, причём мы были не поварами и шампурами, а, скорее всего, самим мясом, которое только нарезали, чтоб затем отбить и замариновать.

После завтрака дали возможность перекурить. Курилка всю роту одновременно не вмещала и мы, размещаясь в ней по очереди, закуривали свою первую в этот день сигаретку.

Видимая территория части была небольшой, но рационально компактной. Её центр — спортивное ядро с футбольным полем, поросшим холёной травой. С одной его стороны врыты железные скамейки для болельщиков, но их немного: ряда три, не больше. Беговые дорожки вокруг этого поля аккуратно програблены. Ближе к казармам — зона силовых тренажёров: в основном, турники, скамейки для качания пресса, брусья и брёвна, отдельной стайкой — несколько замысловатых каруселей из фильмов про космонавтов. По дальнему краю спортивного центра возвышался огромный и вполне понятный макет для тренировки прыжков с парашютом из самолёта внушительной массы и «АН‑2», застывший, как памятник, с железными листами вместо стёкол. Весь центральный спортивный комплекс и площадку для подготовки и тренировки к десантированию охватывала по кругу широкая асфальтированная дорога, в районе десантного комплекса её разрывал огромный плац.

С двух сторон вдоль всей дороги стояли могучие деревья. Их листья давали устойчивую тень, а высота больше, чем стоящие рядом здания. Две двухэтажные кирпичные казармы стояли в линию фасадом в сторону спортивного городка и плаца, в каждой из них было по два подъезда. Неизвестный архитектор украсил эти два здания выступами из кирпича, орнамент из которого не утратил своей привлекательности и через века. Четырёхскатные крыши накрывали высоченные, как во дворцах, этажи, но и их украшали два внушительных кирпичных треугольника. В общем, они тоже были красавцы.

— Это гусарские казармы времён Александра первого, — пояснил неизвестный ефрейтор, сидевший в курилке. — А там Топтун-гора.

Он махнул подбородком в сторону правого бока казармы. За ней на расстоянии ста пятидесяти метров возвышался крутой склон высотой метров в двадцать пять‑тридцать. Для сравнения — это высота девятиэтажки. Склон был весь заросший кривыми деревьями и кустарником, с нашего расстояния он казался неприступным, и только две нешироких, словно ручейки, дорожки вели на его вершину.

— А почему Топтун?

— Литовские названия у них такие. — Ефрейтор слегка ухмыльнулся, затянулся, мечтательно прищурил глаза и, давясь удовольствием, откинулся на спинку скамейки — видно было, что солдат что-то знает, но это «что-то» для нас военная тайна!!!

Дай Бог, разберёмся!

Солнце уже полностью захватило небосвод и собиралось царствовать до заката единолично — такой высоты я никогда не видел. Высота Литовского неба поражала — даже и не высота, а скорее всего глубина.

В курилке мы бездельничали недолго. В скором времени нас позвали на построение и, чтоб мы не расслаблялись, вывели для поднятия уровня строевой подготовки, на плац. Признаться, офицеров я видел, может, раз или два, нами всё время управляли сержанты. И что удивительно — у них это получалось и даже очень. Они не стыдились вставать в строй или показывать, как следует поднимать ногу и печатать шаг. Их пример был настолько безукоризненным, что приходилось тянуться и самому.