Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1

Виктор Яльмарович Армфельт, швед по национальности, сын шталмейстера графа Армфельта, лицом был похож на Шаляпина. Постанов головы, разрез глаз, форма носа – все как у Шаляпина, только не такое крупное. Быстроту и легкость движений воспитали в нем морской кадетский корпус и служба на корабле. Генеральную уборку комнат на Тверском бульваре производила не Поля, а Виктор Яльмарович, и это был труд не из легких. Как-то Маргарита Николаевна поделилась с Виктором Яльмаровичем ужасной новостью, что в коридоре за портретом она обнаружила клопов.

– Что же вы удивляетесь, Маргарита Николаевна? – хладнокровно заметил Виктор Яльмарович. – У нас тут скоро змеи заведутся.

И вот, чтобы в этакой скученности и тесноте и впрямь не завелись змеи, Виктор Яльмарович лазил по стремянкам, как по вантам, а когда он орудовал шваброй, мне казалось, что он надраивает палубу.

В отсутствие Юрьева до меня доносились из его кабинета рулады, которые выпевал Виктор Яльмарович: «Ла-ла ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла-ла», – арии, которые он разучивал или повторял. Но служба в оперетте была для него только службой, общественным положением. Маргарита Николаевна говорила о Викторе Яльмаровиче, что он вынужденно пошел не по своей дороге, что, не случись революции, быть бы ему дипломатом. Насчет дипломатии судить не берусь, а что он сам или его родители напрасно выбрали для него военно-морскую карьеру, это стало для меня бесспорным после наших с ним первых же долгих бесед. На мой взгляд, в лице Виктора Яльмаровича Армфельта русская культура потеряла историка «страшных лет России», историка, которому сама судьба набила полны карманы фактов и которого она наделила умом ясным и проницательным.

В отличие от большинства актеров Виктор Яльмарович много читал, с особым интересом – исторические мемуары, преимущественно – мемуары, охватывающие эпоху Александра Второго – Николая Второго.

Кого он только – вблизи или хотя бы вдали – ни видел из членов царской семьи, из придворной камарильи, включая Распутина, из высших чинов армии и флота! Он слушал Ленина, произносившего речь с балкона особняка Кшесинской.

Летом 17-го года Виктор Яльмарович ушел из Петрограда в плавание, вернулся уже не в Россию, а в РСФСР и узнал, что его отец, мать и сестра благополучно эмигрировали в Финляндию. Виктор Яльмарович подал прошение, чтобы ему разрешили выехать к семье. На прошение ему ответили арестом, а Петроград переживал в то время зиновьевщину, по своему кровавому размаху не уступавшую ежовщине, как не уступал ежовщине «красный террор», душегубствовавший в России с 18-го по 21-й год, избивавший даже тех, кто совершенно случайно подвернулся под руку, и заслоненный в нашей памяти 36–38 годами. И вот морского офицера, сына шталмейстера, графа, только за то, что он посмел попроситься к родителям, уже совсем было подвели под расстрел. Кто-то об этом узнал и сообщил Юрьеву. Юрьев был хорошо знаком с отцом Виктора Яльмаровича, помнил мичмана и немедленно нажал кнопки. Однако связи Юрьева до самых высших сфер не доходили. Юрьев обратился к Горькому и Шаляпину, и дружный их натиск возвратил Армфельту свободу.

Виктор Яльмарович уже в конце жизни рассказывал мне:

– Горький много для меня сделал, но Чека все тянула. Шаляпин, как был, в «кустодиевской» шубе и шапке, ворвался на Шпалерку, к моему следователю, наорал на него – и вытребовал меня. Заявил, что уйдет отсюда только вместе со мной. Вызволил и повел к Юрию Михайловичу. Раньше я не был знаком с Шаляпиным, но весь этот день мы с ним не расставались, бродили обнявшись по питерским улицам… С этого дня до дня его отъезда за границу длилась наша дружба… У Шаляпина была нежная, чуткая душа… Ему не надо было объяснять – он и так, без слов, по глазам понимал, что у вас на сердце.

Юрий Михайлович предложил Виктору Яльмаровичу поселиться у него, У Виктора Яльмаровича был не сильный, но приятный баритональный тенор, выгодные для актера внешние данные. Он начал брать уроки пения, Юрий Михайлович занимался с ним актерской техникой и в конце концов устроил в какой-то – не помню – ленинградский музыкальный театр. А затем Виктору Яльмаровичу пришлось перейти в Московский театр оперетты.

Я присутствовал при многих вечерних ожесточенных словопрениях между Юрием Михайловичем и Виктором Яльмаровичем. Юрий Михайлович наливался кровью, выражал свои мысли сбивчиво и путано, повторялся, и все-таки видно было, куда он гнет. Он утверждал, что хотя большевики столкнули Россию в пропасть, но что рано или поздно она из пропасти выберется: неправда и злоба не могут воцариться навек. Ценою неисчислимых жертв Россия пробьете я к Добру и Правде.

Когда Виктор Яльмарович волновался, его и так-то белые пухлые, как у женщины, щеки белели, словно на жгучем морозе. Говорил он не менее запальчиво, чем Юрьев, но он выстраивал свои аргументы в полном боевом порядке. Речь у него текла свободно, не зная ни излучин, ни порогов, ни мелей.