За окном тянется густой заснеженный лес. Мы едем одни-одинёшеньки по бесконечной дороге. В автобусе полутьма, и только впереди у лобового стекла виднеется склонённый, высматривающий что-то вдалеке силуэт Лены…
– Всё. Приехали, – разбудили нас радостные восклицания.
Мы медленно выползли из автобуса, полусонно оглядываясь по сторонам. Лунный свет заливал всё вокруг. Мы застыли, рассматривая эту сказочную красоту… Но очень быстро морозная ночь напомнила о себе. Снег скрипел под ногами, когда бежали к храму. Пять минут, и тепло старинного храма Николая Угодника вновь окутало нас.
Храм был полон. Батюшка уже начал службу. И снова не успела я очнуться, как началось причастие. За мной выстроилась очередь. Жду. Не чувствую впереди никакого движения. На цыпочках стараюсь рассмотреть, что там…вижу – к Чаше никто не подходит. Батюшка стоит. Терпеливо ждёт.
– Вы причащаетесь? – начинаю спрашивать у стоящих впереди.
– Нет, – отвечают люди, не сделав даже попытки пропустить меня. Впереди неподвижно стоит несколько рядов. «Господи, помилуй меня грешную!» – с огромным трудом пробираюсь вперёд. Последний ряд взят штурмом – и вот оно, радость наша – причастие!
На тёмном небе висела огромная луна. Россыпью были раскиданы звёзды. Вокруг серебрился снег. Вдали чернел лес. Тишина… В свете луны был хорошо виден домик Старца. Русский деревенский дом, из трубы медленно вился дым. Небольшие окошки. Около двери почтовый ящик. Мы ждали, когда выйдет Батюшка. Вдруг кто-то спросил:
– Лена, а Старец нас примет?
– Обещал.
– Нам сказали, что в прошлый раз он не всех принял!
– Ну, Батюшка тоже человек. Не смог, значит. Терпите, ждите, молитесь.
Вскоре открылась дверь. В русском полушубке, в валенках стремительно вышел Батюшка. Страх и нерешительность вновь сковали меня – «Что же спросить сначала, а что потом. Опять запуталась». Вот и моя очередь – сумбур и многословие. Батюшка внимательно выслушивает… Советует…
– И ещё, я бы очень хотела бросить курить. Помогите!
– Хочешь бросить?
– Очень!!!
Он замирает на секунду и пристально смотрит на меня:
– Проси Господа! – я склоняю голову. Батюшка читает надо мной молитву…
Тихо иду к стоянке автобуса. Ноги заплетаются. Усталость услужливо подсказывает, сколько осталось идти, но я её не слушаю. На душе благодать. Хочется петь. Хочется жить. «Какое счастье – Батюшка принял!»
Москва встретила нас шумом машин, куда-то бегущими людьми и хмурым небом.
Прощаюсь с Юлей:
– Всего тебе доброго. Держись.
– Да, – кивает она, – Только не знаю, что получится. Кстати, я тоже попросила Батюшку избавить меня от курения.
– Ой, как хорошо! И что?
Она долго роется в сумочке. Вытаскивает пачку сигарет. Закуривает. Облако дыма плывёт в мою сторону. Я пытаюсь его разогнать, немного отхожу. Юля с сочувствием смотрит на меня:
– Ой, прости, забыла. На, покури.
– Нет. Нет. Спасибо, не хочу. Просто дым – задыхаюсь! Какой-то невыносимо противный дым…
– Вот, – продолжает она. – Он спросил меня, сильно хочу бросить, я сказала: – «Да». Он посмотрел на меня и сказал: «Это хорошо! Тогда молись. Старайся». – И всё…И больше ничего, – грустно закончила свой рассказ Юля, медленно тонкой струйкой вверх выпуская дым.
7. Лавра
– Подвинься чуть-чуть, – попросила я, поняв, что не смогу так долго сидеть.
Лика скомкала пальто, поставила сумку на колени и старательно прижалась к соседке.
– Нормально? Так хорошо?
– Да, спасибо…
Сижу третьей на заднем сидении. Машина неширокая: набитые сумки, зимняя одежда – сидим плотно прижавшись друг к другу. Собрались одни девчонки. Таня за рулём. Как всегда она немного лихачит… Настроение у всех приподнятое – виданное ли дело, едем в Троице-Сергиеву лавру…
Полгода назад, когда опять у меня всё провалилось в тартарары, я прибежала к подруге Лике. Она долго меня успокаивала. Потом, когда я немного пришла в себя, еле слышно сказала:
– Тебе бы к отцу Герману на службу попасть.
– Зачем это?
– …говорят…помогает.
Собиралась я несколько месяцев, всё откладывала, и вот наконец…
Дорога, извиваясь, обрадованно убегает из Москвы. Мы уезжаем всё дальше и дальше от повседневных забот, которые вчера нам казались такими важными, такими сложными, такими неотложными. Чем дальше отъезжаем от дома, тем яснее видна суета и надуманность той жизни, которой мы живём… Резкая остановка. Подпрыгиваем и непонимающе смотрим друг на друга. Таня обречённо бросает:
– Ну всё, девчонки. Приехали! Гаишники…
Приподняв голову, она открывает окно и с нежной улыбкой здоровается с подошедшим офицером:
– Доброе утро.
Суровая решительность на его лице понемногу тает.
– Доброе. Что ж Вы так нарушаете?
Проверяет документы. Заглядывает в машину и, увидев наши испуганно-просящие глаза, вздыхает. Ещё немного для порядка вертит бумаги. Отдаёт.
– Ладно, красавица, поезжай. Будь повнимательней!
– Спасибо! Спасибо Вам! Всего Вам самого доброго, – наперебой кричим ему.
Всё-таки как хорошо, что мы русские. У нас, сначала мы люди, а потом исполняющие обязанности… Легко вздохнув, радостно мчимся дальше, время от времени с благодарностью вспоминая гаишника.