Неведомые земли. Том 1

Едва ли можно предположить, что римлянин, живший в 67 г. н.э., объехал Балтийское море. В этом не было нужды. Те поверхностные сведения, которые он привез на родину, могли быть получены посредством опроса. Сведения о том, что на севере есть замерзающее зимой море, распространившиеся в Риме непосредственно после возвращения этого купца, могли быть также получены им на Земландском полуострове. Из этого совсем не следует, что какой-то римлянин должен был сам провести там [371] зиму и увидеть замерзшее Балтийское море. Мы находим первое заслуживающее доверия упоминание о замерзающем зимой Балтийском море в приведенной выше выдержке из Ювенала, если не считать одного совершенно неясного места у Плиния.[43] Последний говорит об «амальхийском» (ἀ–μὰλκιος) океане на севере как о не замерзающем,[44] ошибочно и, «как всегда, поверхностно» объясняя «слово, которое на языке живущего там народа означает как раз замерзающий».[45] Под «oceanus glacialis» Плиния ни в коем случае не следует понимать Ледовитый океан, о котором в те времена никто еще не знал, а лишь зимнее Балтийское море. Вплоть до середины XI в. это море еще рассматривалось как врезающийся в сушу с севера океанский залив.[46]

В связи с внезапным возникновением большого спроса на янтарь в течение десятилетий, последовавших за путешествием римского всадника, сведения о Балтийском море и народах, населяющих его южное побережье быстро пополнялись. К 100 г. н.э. Тацит уже располагал полными и в большинстве случаев верными сведениями об этих племенах.[47] Такие сведения, разумеется, не мог собрать один путешественник. А через несколько десятилетий все тот же великий Птолемей, в котором, как в фокусе, сконцентрировались все географические знания древних, дает поразительно полную и великолепную, несмотря на некоторые ошибки, картину южного побережья Балтийского моря.

Об обширных торговых связях со странами Балтийского моря, простиравшихся в еще более отдаленные области, свидетельствует обилие римских монет и украшений I и II вв. н.э., обнаруженных в Швеции и Норвегии вплоть до Тронхейма.[48]

Этот расцвет торговли янтарем продолжался в древности около полутора веков. Найденные в бывшей Пруссии римские монеты рисуют вполне ясную картину событий. Многие монеты относятся к эпохе Нерона и Домициана, еще больше — к временам Антонинов.[49] Но уже в первой половине III в. приток монет опять сокращается. Поскольку и литературные источники свидетельствуют о том, что при Гелиогабале (218—222) янтарь в Риме стал уже редкостью,[50] можно заключить, что в это время «дорога янтаря», [372] проходившая через Австрию и Силезию, пришла, видимо, в упадок. Трудно сказать, что сыграло при этом главную роль — капризы моды или ослабление позиции Рима как мировой державы и последовавшие за этим политические смуты.

Помещенный выше отрывок из Плиния содержит ряд загадок. Приведенные в нем географические названия, такие, как Килипенус, Латрис Лагнус, больше нигде не встречаются и трудно поддаются толкованию. Под заливом Килипенус понимали то Рижский, то Щецинский залив, то юго-западную часть Балтийского моря. Под островом Латрис попеременно подразумевали остров Сарема, Узедом, Волин и Зеландию, под Лагнусом — юго-западную часть Балтийского моря или Каттегат, под Тастрисом — в большинстве случаев Скаген. Но все эти толкования неправдоподобны. Нельзя себе представить, чтобы Плиний уже через 10 лет после первого путешествия на Земландский полуостров мог что-либо узнать о совсем других районах Балтики от купцов, торговавших янтарем. Последние вряд ли выезжали за пределы Земландского полуострова. Обитавшие там примитивные эсты определенно не имели никакой связи с этими районами.