Неведомые земли. Том 1

Впрочем, Кречмер снова подверг сомнению факт находки монет, приводя весьма странные доводы.[13] Он признает безоговорочно добросовестность как патера Флореса, так и Подолина, но предполагает, что Флорес сам был обманут и, видимо, доверился лицам, рассказавшим ему эту сказку. Карфагенские монеты, принесенные Флоресу, могли быть украдены в Лиссабоне или в другом месте из какой-нибудь коллекции. Для сокрытия преступления [164] воры выдумали историю о находке на острове Корву, чтобы не вызвать подозрения у Флореса.

Столь вольное толкование, по мнению автора, переходит все дозволенные границы. Подобный метод положил бы конец любым исследованиям доисторического периода, поскольку возможность обмана при всех археологических находках во всем мире никогда не исключена. Насколько беспочвенно подозрение Кречмера, доказывает следующее соображение. Предположим, что в то время действительно произошла крупная кража коллекции монет (о чем Флорес, как нумизмат с европейским именем, несомненно, должен был знать). В этом случае выдумка о находке монет на острове Корву имела бы смысл только, если бы похитители хотели продать их патеру за большие деньги. Но лишь 2 из 9 карфагенских монет следует признать ценными и редкими. Разве можно предположить, что Флорес, уплатив крупную сумму за монеты, просто подарил бы их своему шведскому гостю Подолину?

Почему же должны мы поверить такому фантастическому, сложному и совершенно неправдоподобному толкованию только для того, чтобы не признать надежным простой рассказ Подолина? По мнению автора, толкование Кречмера ошибочно и его несколько высокомерный вывод о том, что «не может быть и речи о мнимом пребывании карфагенян на острове Корву», следует отвергнуть как абсолютно необоснованный. Флорес был сведущим ученым. Нет никакого основания для превратного толкования сообщения патера, ибо уже Гумбольдт считал его «простым и ясным», «не оставляющим сомнения в достоверности самого факта».[14]

Всем сомневающимся в находке монет на острове Корву, о которой сообщает Подолин, можно напомнить, что при поразительно похожих обстоятельствах была сделана представляющаяся еще более «невероятной» находка известного золотого украшения на острове Хиддензе после сильного шторма 13 ноября 1872 г. То же самое относится к крупной находке в Домбурге на острове Валхерен 5 января 1647 г., когда при сильном юго-восточном ветре и последующем мощном отливе на пляже были найдены древнейшее каменное изображение батавской богини Нехалении и 45 древнеримских памятников, в том числе много императорских монет I—III вв. н.э., до того погребенных в земле.[15] Почему же находка на острове Корву менее вероятна, чем аналогичные случаи, безупречные с точки зрения исторической достоверности?

Приведенное здесь рассуждение, содержащееся и в первом издании настоящей книги,[16] зачастую считали недостаточно обоснованным. Таково, например, мнение Плишке,[17] Алмаджии,[18] Бурра[19] и Германа.[20] Последний [165] даже выразил удивление, что автор с такой серьезностью отнесся к этой «таинственной находке карфагенских монет на острове Корву». В противоположность этому явно преувеличенному скептицизму, нумизматы вполне определенно высказались в пользу толкования автора, а их мнение в данном случае имеет решающее значение. Покойный проф. Реглинг сообщил автору свое изложенное выше заключение.

Эту дискуссию можно считать законченной разъяснением мюнхенского нумизмата, проф. Бернхардта. Разногласия, о которых он ранее ничего не слышал, были переданы ему на разрешение усердным помощником автора проф. Штеховым (Мюнхен). Бернхардт передал автору через Штехова следующее заключение:

«Высказанное некоторыми подозрение, будто патер Флорес был в свое время обманут и, следовательно, монеты получены не с Азорских островов, совершенно неосновательно: находка эта несомненно подлинная, то есть монеты были привезены карфагенянами. И это может быть доказано уже тем, что в то время (около 1760 г.) даже самый искусный мошенник не был бы в состоянии правильно подобрать столь прекрасную серию карфагенских монет, относящихся к такому ограниченному периоду (330—320 гг. до н.э.). Специалистами по этому периоду карфагенские и киренские монеты были еще весьма слабо изучены, и нумизматика далеко еще не достигла такого развития, чтобы можно было составить серию монет, относящихся к столь ограниченному периоду и найденных в Северной Африке или Испании. Если бы кто-нибудь и захотел тогда заняться таким мошенничеством, то в лучшем случае он скопил бы всевозможные монеты разных веков, ибо в то время никто не заметил бы обмана».

Это авторитетное свидетельство было опубликовано автором в 1937 г.[21] Вряд ли можно его оспаривать. Поэтому говоря о «заключении» нумизматов, автор и сделал следующий вывод:

«Подлинность находки на острове Корву доказана и этим окончательно установлено, что карфагеняне достигли Азорских островов в конце IV в. до н.э.».