Неведомые земли. Том 4

Эту точку зрения разделяли: биограф Бехайма Мурр[1284], Гебауэр[1285], итальянские исследователи Карли[1286] и Канчельери[1287]. Особенно ожесточенно против опубликованного Франклином письма Отто, которое на первый взгляд показалось ошеломляющим открытием, выступил в 1794 г. испанец Кладера. В своем историческом исследовании он весьма основательно и безжалостно разгромил гипотезу Отто[1288]. В XIX в. слишком вольным фантазиям на тему о деяниях великого нюрнбержца навсегда положили конец тщательные исследования Гиллани[1289], а также посвященные Мартину Бехайму монографии Рейхенбаха[1290] и Гюнтера[1291].

Уже Кладера показал, что Отто повинен в двух грубых ошибках. Первая аз них заключалась в том, что рукописная вставка в хронике Шеделя, несомненно, относится не к Америке, а к Африке и что в ней просто сообщается о рассмотренной в предыдущей главе экспедиции, во время которой Бехайм сопровождал Диогу Кана. Рукописная вставка в хронике Шеделя сделана другом Бехайма Иеронимом Мюнцером[1292], и, следовательно, ее можно рассматривать как показание самого Мартина. «Другим до сей поры нам неизвестным миром», который раньше искали генуэзцы, и был как раз крайний юг Африки. Под упомянутыми генуэзцами могли подразумеваться как братья Вивальди, так и мореплаватели XV в. — Кадамосто и Ноли. Впрочем, это в данной связи несущественно.

Что касается определенного утверждения о находящемся в Нюрнберге глобусе, на который нанесены Бразилия и Магелланов пролив, то такой глобус действительно существует. Но он сделан не Бехаймом, а Иоганном Шёнером. Глобус этот изготовлен в 1720 г.[1293], то есть в то время, когда после открытия Бразилии прошло уже 20 лет. Поскольку Бехайм и Шёнер сделали свои глобусы в Нюрнберге, то их творения нередко путали и раньше. Это подчеркнул еще Гумбольдт, который посвятил проблеме «открытия Магелланова пролива Бехаймом» очень тщательное исследование[1294].

Тем не менее констатация этих ошибок не объясняет еще того поразительного факта, реальность которого нельзя отрицать, а именно, что сам Магеллан до выхода в кругосветное плавание был твердо убежден в существовании пролива в Южной Америке и еще в 1517 г. говорил о нем в Испании, ссылаясь на авторитет Бехайма.

Видимо, этот в высшей степени странный факт не подлежит сомнению. Об этом говорит не только уроженец Виченцы Пигафетта, спутник и доверенный Магеллана, как видно из источника, приведенного в начале главы, но и испанский хронист Эррера. У Эрреры, по предположению Гумбольдта, имелись совсем другие источники, а именно утерянный дневник Андреа Сан-Мартина, принимавшего участие в плавании Магеллана в качестве астронома[1295]. Итак, нельзя оспаривать, что Магеллан был убежден в существовании пролива до того, как открыл его.

Гумбольдт высказывает предположение, что Магеллан, возможно, ссылался на Бехайма только для того, чтобы придать больше веса своим предположениям о существовании пролива на юге. Этим он хотел повысить доверие к себе как к человеку и руководителю[1296]. Еще вероятнее, однако, — и Гумбольдт тоже считает это возможным, — что Магеллан действительно считал увиденную им в Португалии морскую карту, на которой уже был нанесен пролив, творением Бехайма.

Без доказательств нельзя с полной уверенностью оспаривать возможность того, что Бехайм вступил на Американский материк до Колумба. Выше уже говорилось о том, что Фернан Дулму намеревался предпринять в 1487 г. океанское плавание с Азорских островов на запад в сопровождении какого-то «немецкого рыцаря» (см. гл. 189). Этим рыцарем, с учетом всех обстоятельств, мог быть только Мартин Бехайм. У нас, правда, нет ни малейших оснований утверждать, что Дулму хотя бы начал свое плавание. Но если он и пустился в путь, то по изложенным выше причинам не мог продвинуться далеко от Азорских островов. Тем не менее здесь все-таки открываются известные просторы для фантазии, и при всем скептицизме еще можно, хотя и не с полной уверенностью, говорить о том, что Бехайм достиг Америки до Колумба. Поэтому рассмотрим с полной объективностью, могло ли произойти такое событие.