Неведомые земли. Том 4

Эти исследователи основываются на том, что Конти называет Пекин — Камбалеком [Ханбалык, то есть город хана], хотя это название после изгнания монголов и великих ханов в 1368 г. потеряло всякий смысл. Кунстман делает отсюда вывод, что Конти не посетил Китая, так как иначе он применил бы для Пекина новое название[109]. Такое заключение само по себе закономерно, но, поскольку Пекин не являлся тогда императорской резиденцией, у Конти не было никакого повода для его посещения и он мог удовлетвориться поездкой в новую столицу — Нанкин. Путешествие венецианского купца в Китай, разумеется, нельзя считать спорным только потому, что он обозначает Пекин, в котором сам не побывал, известным ему из рукописи Марко Поло названием Камбалек. Ведь еще очень долго после Конти это название было широко распространено в Европе.

Пешель, который, подобно Кунстману, без должных оснований считает немногие касающиеся Китая разделы рукописи Копти позднейшими вставками[110], выдвинул возражение, на первый взгляд довольно убедительное[111]. Он полагает, что, побывав в Китае, Копти не мог бы назвать тогдашнего императора великим ханом. Ведь этот титул носили только чужеземные монгольские правители, а их во времена Конти в Китае уже не было. Однако и этот довод неоснователен. Титул «великий хан» Андрей из Перуджи (см. т. III, гл. 131) впервые латинизировал в 1326 г., передав его в поразительно странной форме «magnus canis» («великая собака»). Позднее он часто появлялся в этой форме и благодаря Поло стал, так сказать, долговечным обозначением китайского императора, продержавшимся по меньшей мере 200 лет. Еще Колумб 21 октября 1492 г. записал в своем судовом журнале: «Я решил сойти на землю и посетить город Гуйсай, чтобы передать великому хану письма их высочеств»[112]. А вот и другая его запись, сделанная 30 октября на Кубе: «Царь этой страны ведет войну с великим ханом»[113].

Если даже в одной фармакопее, относящейся к новому времени можно прочесть, что ревень растет в империи «царя-хана», то в XV в. это словосочетание означало просто «император Китая». Итак, возражение Пешеля повисает в воздухе: применение этого титула в рассказе Конти о его путешествии ничего не говорят против посещения им Китая.

Точно так же примененное к Японии только одним Марко Поло название Дзипангу так привилось в Европе, что им постоянно пользовался Колумб и его последователи, хотя оно уже давно перестало быть правильным[114].

Дзипангу, произносящееся на старовенецианском диалекте, как Джипангу, произошло от китайского Жибэнь, что означает «Страна солнечного восхода».

Конти — первый европеец, который узнал, что на Цейлоне есть корица[115]. Он знал также о гвоздике, которая тогда произрастала только на Молуккских островах, хотя несколько неточно назвал ее родиной два острова — Сандай и Банду, которые, вероятно, были только перевалочными пунктами в торговле пряностями[116].

Особого рассмотрения заслуживает приведенное выше добавление Поджо Браччолини к его записям отчета о путешествии Конти. Оно представляет интерес с различных точек зрения. К сожалению, это добавление несколько туманно и допускает различные толкования.

Лудольф высказал предположение, что «некто», прибывший в Рим в 1441 г., был послом эфиопского негуса Константина (см. гл. 169)[117]. Но, разумеется, о таком после не могли бы писать как о «несторианце», и еще менее вероятно, чтобы он мог сообщить что-либо о Дальнем Востоке и великом хане. Поэтому предположение Лудольфа неосновательно. Вероятнее всего, что этот таинственный знаток внутренней Азии был тем же самым человеком, к которому восходят и замечательные сведения Тосканелли о Восточной Азии (см. гл. 189). Предположение Кречмера, что именно Конти информировал Тосканелли, само по себе вероятно[118]. Но, разумеется, в добавлении Браччолини под «некто» никак не мог подразумеваться Тосканелли. Ведь иначе все добавление было бы написано совсем по-другому.