Эфиопия со своей стороны искала возможности установить политические связи с европейскими державами. 16 июля 1402 г. в Венецию прибыла миссия из Эфиопии с подарками для дожа: леопардами, ладаном и двумя словарями[338]
. Позднее, в 1427 г., к королю Альфонсу V Арагонскому прибыли два посла негуса Иоанна Эфиопского — одни язычник и один христианин. При дворе этого короля в Валенсии их видел папский легат кардинал де Фуксо. Позже, согласно записи кардинала Филластре[339], сохранившейся в Нансийском кодексе[340], де Фуксо доложил об этом папе Мартину V (1417–1431)[341]. Вероятно, послы намеревались на обратном пути засвидетельствовать свое почтение самому папе; но этот визит не состоялся, во всяком случае, о нем нет никаких записей. Однако в 1431 г. к папе Евгению IV (1431–1447) прибыл как частное лицо коптский священник Фома, который доставил на родину папские письма, датированные 9 августа 1431 г.[342]Так прялись нити, которые, по расчетам церковников, должны были привести к высшему достижению — объединению всех христианских церквей, этой заветной цели святого престола, ставившейся им в течение многих веков. Католическая, византийская, коптская и другие церкви в середине XV в. как будто на самом деле хотели слиться. Имевший очень важное значение Флорентийский собор принял 6 июля 1439 г. соответствующее решение.
В этом же году папа Евгений решил отправить в Эфиопию посольство, которое должно было передать его собственноручное письмо «священнику Иоанну». В качестве папского посла предполагали направить Альберта из Сарцаны. Однако посольство не состоялось, так как не удалось получить разрешение на проезд через территорию Египта[343]
. Негус, видимо, относился благосклонно к объединению церквей и со своей стороны направил пышное посольство к папе для дальнейших переговоров. Отсюда попятно, какую сенсацию произвел в Риме 10 октября 1441 г. торжественный въезд процессии эфиопских монахов во главе с их настоятелем, которая прибыла, чтобы засвидетельствовать свое почтение папе. Это было воспринято как первое официальное свидетельство существования «священника Иоанна», которого ждали в Рим в течение 300 лет! Какие радужные надежды были связаны с этим событием! Папский двор рассчитывал не только на объединение церквей, но и на политический союз! Многие поступки португальцев во время последующих экспедиций к западному побережью Африки (см. гл. 178 и след.) нельзя было бы истолковать, не поставив их в связь с появлением эфиопов в Риме в 1441 г.Весьма характерно, что эфиопские послы, впервые открыто выступая в Италии, заявили на одном торжественном приеме во Флоренции 2 сентября 1441 г.: «Истекло 800 лет, в течение которых ни один римский папа не позаботился ни единым словом о наших душах» (
Странно, что в папском бреве от 4 октября 1441 г. эфиопский негус был назван Константином, хотя в действительности он носил имя Цара Иаков (1434–1468). В первом издании «Неведомых земель» автор подчеркнул, что употребление имени Константин ему непонятно. Однако благодаря любезному сообщению проф. Фишера от 27 мая 1940 г., который указал на одну цитату из Флавио Бьондо, эта загадка разрешилась. Бьондо приводит ответ эфиопских послов на вопрос папской комиссии, состоявшей из трех кардиналов. Соответствующая цитата со ссылкой на источник приведена в начале этой главы. С психологической точки зрения весьма интересно, что негус был «недоволен», когда его называли «священником Иоанном».
Любопытно, что папа упорно придерживался старых представлений о необычайном могуществе и огромных размерах империи «священника Иоанна», о которых уже говорилось в гл. 115 (см. т. II). Думается, что послы поддержали это заблуждение, когда заявили во Флоренции, будто «100 царей» покорились их государю.
Посещение Рима послами Эфиопии в 1441 г., видимо, сильно способствовало расширению знаний западных стран о внутренних районах Африки. Можно предположить, что итальянские ученые того времени старались максимально использовать открывшуюся им возможность, чтобы получить исчерпывающие сведения о бассейне Нила и пресловутой империи «священника Иоанна». Это представляло для них огромный интерес, хотя бы в связи со страстно в то время ожидавшимся общим наступлением против турок, как совершенно отчетливо следует из одной записи Поджо Браччолини[346]
.