Неведомые земли. Том 4

Однако недопустимо также оспаривать любые идейные побуждения у принца и приписывать ему, что в своих мероприятиях он стремился только к наживе, грабежу и добыче, как это весьма неискусно и тенденциозно сделал Фридерици в своем ценном во всех других отношениях труде об Америке[30]. Непостижимо, как могло возникнуть подобное представление. Уже то обстоятельство, что продолжавшиеся 45 лет экспедиции приносили принцу гораздо больше убытков, чем прибыли, решительно говорит против жажды наживы как главной движущей силы. Но к этому следует добавить еще ряд фактов. Принц распорядился, чтобы на открытые в результате его экспедиций необитаемые океанские острова было завезено большое количество скота, а затем велел их заселить. Из приведенной выше надписи на мемориальной доске в честь принца, установленной в Сагрише, мы узнаем, что он для поощрения португальского мореплавания на собственные средства «воздвиг… знаменитую школу космографии, астрономическую обсерваторию и морской арсенал», причем до конца дней содержал их на свои средства. Нам известно также, что он призвал к себе искусного картографа Жафуду Крешкиша, отец которого Авраам был составителем знаменитой Каталонской карты мира от 1375 г. (см. т. II, рис. 3; т. III, рис. 12)[31]. По сообщению Барруша, Генрих до начала своей открывательской деятельности тщательно изучал картографию и астрономию. Все это плохо согласуется с порочащим принца утверждением, будто им руководила только гнусная жажда наживы.

Дела Генриха определенно говорят против приписываемых ему низких побуждений, и остается только сожалеть, что фигура благородного принца недавно была представлена в столь ложном свете.

Фридерици утверждает, что во время экспедиций принца на побережье Африки там происходили «гнусные грабежи, облавы и охота на людей, на безоружных ошеломленных берберов и негров, похищение рабов при помощи низких и недостойных способов» и «организовывался грабеж на побережье»[32]. Этот упрек, конечно, справедлив, но к самому принцу он не относится. Начальники экспедиций, за немногими известными исключениями, несомненно, были гораздо больше заинтересованы в наживе и добыче, чем в географических исследованиях. Для мировоззрения того времени весьма характерно высказывание хрониста Азурары о событии 1444 г.: «Наконец, угодно было богу, воздающему за добрые деяния, послать им за многие понесенные на его службе тяготы победоносный день, славу за их бедствия и возмещение их расходов, так как было всего поймано 165 мужчин, женщин и детей»[33].

Фридерици также прав, когда считает, что в экспедициях «дух крестоносцев и миссионеров» сочетался с весьма низменными инстинктами, в связи с чем образовалась странная «смесь бога и наживы, религии и грабежа»[34]. Но приписывать самому принцу Генриху такие низменные побуждения — это значит заходить слишком далеко. Разумеется, и он не пренебрегал крупным источником обогащения, каким была работорговля. Ведь похищение рабов и торговля ими в те времена считались вполне добропорядочным занятием. Но нельзя оспаривать и того, что принц преследовал также более высокие и благородные цели. Об этом свидетельствует хотя бы то, что Генрих отправил на побережье Африки по крайней мере четыре-пять исследовательских экспедиций, прежде чем стало известно, что, сверх ожиданий, снова достигнут обитаемый берег, за населением которого можно охотиться, превращая людей в рабов. Не низкая жажда наживы, но подлинно культурные и научные интересы определяли деятельность принца. Ведь нам неизвестно, чтобы при последующих экспедициях принц хотя бы раз отдал приказ о захвате возможно большего количества рабов или других богатств. Напротив, им всегда руководило стремление открывать новые побережья. Генрих довольно часто рекомендовал даже вступать в дружественные отношения с аборигенами, привлекать их на свою сторону подарками и склонять к честной торговле.

Рис. 1. Памятник Генриху Мореплавателю в Белене. См. S. Larsen, The Discovery of North America, p 3.