Неведомый

– Да и насрать, – отозвался Петра, – и на него, и на маски. Пусть носит что хочет, однажды мы сорвем их все и покажем миру настоящее лицо его сраного величества. Вот будет потеха, я уверен!

– Главное – дожить до того счастливого момента, – откликнулся побледневший Фед. Видимо, гора ему нравилась еще меньше, чем Рунд. Изрытая червоточинами, мертвая каменная туша давила со всех сторон.

Некоторое время их сопровождала тишина, и даже неизвестная тварь затихла. Мать. Данута никогда не упоминала в сказках матерей – разве что богиню, которой раньше поклонялись старики Амада. Праотец и Праматерь – просто и бесхитростно амадцы называли своих богов. Прародители, давшие жизнь всему сущему. Абнер предал не только Наитов, но и своих людей. Он попрал веру – и этого ему многие до сих пор не могли простить.

Даже тацианцы смеялись над ним и называли за спиной «кукольным королем». А себя, разумеется, они считали кукловодами.

– Здесь ступеньки ведут вверх, – глухо отозвался Бёв. – Мне ползти?

– А сам как думаешь? – фыркнул Горик. – Считаешь, тебя кто-то потащит на своей спине? Нет уж. Давай вставай на четвереньки, и вперед. Хочешь – иди, хочешь – ползи. Как больше нравится. Только никуда не сворачивай.

Рунд заметила, что Горик отпустил веревку, – разумно. Бёв вполне способен, не жалея своей жизни, шагнуть в темноту и утянуть за собой мужика в последний полет. Подлым Бёв не был, только если дело касалось друзей.

А сейчас его окружали одни враги.

Идти вверх оказалось куда страшнее. К тому же ступеньки здесь были крутые, разрушились и коварно крошились под ногами. Сколько им нужно еще идти, Рунд не знала, а спрашивать не хотела. Боялась услышать, что впереди их ждут долгие часы в холодной колючей тьме.

«Скррррррррывааааааа».

Звук раздался прямо впереди – резкий, стрекочущий. Вслед за ним существо завыло, и в этом протяжном звуке угадывалась тоскливая песня. Рунд она напомнила волчий клич, когда звери, сбившись в стаи, подходили в жестокие зимы к Горту. И если погасить в комнате все огни и выйти на балкон, в темноте отчетливо различались десятки горящих глаз. Волки были голодны. И мать, пробудившаяся от долгого сна, вероятно, тоже.

Чем же питалось древнее создание, бредущее внутри горы?

– Кто это? – Вопрос вырвался сам собой, и Рунд сразу о нем пожалела.

С минуту никто не решался ей ответить, потом неожиданно раздался голос Петры:

– Сказано же – мать. Страж. Мать и страж.

Яснее Рунд не стало, но выпытывать подробности она не решилась. В конце концов, кем бы та мать ни была, шли они прямо к ней. А значит, скоро Рунд сама обо всем узнает.

О завершении подъема сообщило длинное ругательство, которым поделился Бёв. Взобравшись наверх, он выпрямился во весь рост и ударился о низкий потолок. Пламя затрепетало и едва не погасло – Горик успел выхватить факел из руки Бёва и втолкнуть того в новую дыру.

– А если она сидит прямо здесь? – Рунд выглянула из-за плеча Горика, пытаясь что-нибудь рассмотреть, но безуспешно. Впереди полыхала тьма, и Бёв растворился в ней, как будто его никогда и не существовало.

Петра визгливо рассмеялся, совершенно не таясь.

– Дура ты, пусть боги и выбрали твой рот для своих слов. Я же сказал: она страж. Значит, что-то сторожит. И не двинется с места без надобности. Лучше собери жопу в кулак и иди. Теперь тебе есть чего бояться. – Помолчав, Петра кашлянул и добавил: – Как и всем нам.

Последнее заявление прозвучало так неожиданно, что Рунд, подавшись назад, едва не сверзилась с лестницы. Мушка подхватил ее под руку и коротко улыбнулся. Рунд хотела поблагодарить его, но, подумав, отвернулась. Пусть тигори и не бил ее, но никогда и не вмешивался, когда били другие. Они враги, и не стоит обманываться.

Пришлось ползти – Рунд перебирала коленями, сбитыми о камни, и смачно ругалась. По краям прохода клочьями висела паутина, и мелкие твари горстями посыпались за шиворот, а после засеменили скрюченными лапками под одеждой. Пару раз Рунд саданулась затылком о низкий потолок. Она ничего не видела – даже зад Горика, ползущего впереди. Иногда пальцы натыкались на твердую поверхность, иногда – на отвратительную застаревшую слизь. Ходили сюда, видимо, нечасто – оно и понятно. Рунд прикинула, за какие деньги смогла бы сунуться в эту клоаку по доброй воле. И призналась себе, что такой суммы на свете нет.

Разило гнильем и прелыми тряпками, словно кто-то годами носил их на потных ногах, а после скинул, как вторую кожу.

– Да чтоб тебя!

Впереди раздался шлепок, после – стук, и перед Рунд наконец открылся зев, выводящий наружу из вонючей кишки. Воздух показался сладким и свежим, словно дождь после долгой засухи. Только утеревшись рваным рукавом и отплевавшись, Рунд поняла: она видит свет.

Глаз, привыкший к тьме, разболелся даже от тусклой серости, но Рунд, ошалевшая от радости, проворно поползла вперед. Приблизившись к краю, посмотрела вниз – до пола было не больше человеческого роста, и Горик, неудачно упавший, теперь медленно поднимался на ноги. Бёв встал первым и растерянно замер, вертя головой из стороны в сторону.