Неведомый город

В соседней комнате послышались возня и звонкий смех. Оттуда, вслед за выскочившей маленькой обезьянкой, стремглав вылетела миловидная черноволосая девушка, которой нельзя было дать больше восемнадцати, девятнадцати лет. Увидав незнакомые лица, она как будто сконфузилась и смущенно проговорила:

— Ах, сэр, эта Биби опять шалит!

Следом за смущенной девушкой вошла стройная блондинка. Чудесный овал лица и прямой, классически правильный нос с несомненностью выдавали в ней дочь туманного Альбиона. Ее голубые глаза, подобно двум звездам мерцавшие из-под длинных ресниц, были в состоянии очаровать всякого, на кого глядели. Густые золотистые волосы ниспадали прядями на маленькие ушки. Белое платье делало ее похожей на сильфиду, явившуюся обольщать смертных своим серебристым смехом.

Все взоры обратились на нее, причем во взгляде м-ра Блома можно было прочесть глубокую нежность.

— Кэт — моя внучка, — сказал старец, беря ее за руку.

— А эта вострушка, — указал он на брюнетку, — m-elle Софи, ее компаньонка.

Между тем обезьянка успела уже вскочить на руку, а оттуда на плечо Ивана Михайловича. Софи подошла к нему, желая освободить гостя от своей любимицы. Француженка бросила на студента искрящийся смехом взгляд своих черных глаз и им обоим сразу стало весело. Вслух же они обменялись несколькими общими фразами.

Во время обеда мистером Бломом старательно поддерживался оживленный разговор. Много говорили о политике, о разных видах спорта, о последних событиях. Наши путешественники, будучи уже три месяца отрезаны от всего мира, с некоторым недоумением слушали рассказы хозяина, бывшего в курсе политической и общественной жизни Европы, Азии и Америки.

— Каким путем вы получаете газеты, м-р Блом? — решился, наконец, задать долго мучивший его вопрос Руберг.

— Один раз в неделю, через Индию.

— Разве отсюда в Индостан путь доступнее, чем в Памир?

Блом взглянул на доктора.

— Нет, этого нельзя сказать, но все-таки сношения с Индией нами установлены.

— Но мне кажется, что вам известны самые последние новости, интересующие народы. Это как-то не вяжется с ожиданием европейских газет, которые должны доставляться чересчур поздно.

— Я могу ответить на интересующий вас вопрос: наиболее важные известия мы получаем по телеграфу.

— Вы связаны с остальным культурным миром телеграфом? Как же в таком случае ваше местопребывание остается под покровом тайны? Это должно бы вас выдать.

— Нет, так не случится. Телеграф беспроволочный и известен только нам.

— Вы сумели применить здесь гениальное изобретение Маркони? — вступил в разговор Николай Андреевич, до того оживленно беседовавший с мисс Кэт. — Но каким же образом вам удалось настолько усилить его действие, чтобы быть в состоянии переговариваться с Европой?

— Я должен вам на это сказать, что я не утверждал, будто мной применен телеграф Маркони.

— То есть как? Я вас что-то не понимаю.

— Очень просто, здесь применен к делу телеграф, который мною усовершенствован и в состоянии давать волны, способные обежать вокруг всего земного шара и возвратиться обратно. Конечно, надо сознаться, что труды Герца и Маркони послужили для меня исходной точкой отправления.

Руберг и Березин оба вперили свои взоры в этого удивительного человека, скрывавшего дарования редкого ученого.

— Как-нибудь на днях, господа, вы сами увидите мои аппараты и тогда убедитесь в истине моих слов.

— Да, беспроволочный телеграф — величайшее благодеяние людей, — произнесла мелодичным голосом мисс Кэт. — Не будь его — на «Титанике» все бы погибли.

— Как? — вскричал инженер, — вы говорите о «Титанике», величайшем судне в мире, о том, который строился в Саутгемптоне и должен был превзойти размерами «Лузитанию» и «Мавританию»? Неужели он погиб? Быть этого не может!

— Да, погиб, — печально подтвердила девушка, — погиб от столкновения с ледяной горой, а вместе с ним тысячи человеческих жизней.

И она горячо, блестя глазами от волнения, принялась рассказывать гостям подробности ужасной катастрофы, в свое время потрясшей весь цивилизованный мир.

— Как славны подвиги безвестных героев и ужасна постигшая их участь, — сказал, вздохнув, инженер. — Можно ли было предполагать, что величайшее из творений рук человеческих погибнет в волнах океана? Неужели человеку никогда не подчинить себе природу?

— Природа, как избалованная женщина, кажется то кроткой и послушной, то капризной и мстительной, — промолвил ученый. — Весь секрет умения управлять природными силами, для чего нужна несокрушимая воля и желание взять ее в руки, состоит лишь в знании того, как, когда нужно с ними обращаться.

— Это можете сказать только вы, — заметил Руберг. — Мне кажется, что вы находитесь на пути к полному подчиненно себе природы и ее творческих и разрушительных сил.

— Из чего вы заключаете?

— Да хотя бы из того, что ваши инженеры одним мановением руки способны превращать в ничто камни и даже целые горы.

— А-а, — странно протянул м-р Блом. — Так это вам известно, откуда же?

— Ваши инженеры показывали, — ответил всегда осторожный Руберг.