Работу Элис дописала довольно быстро — с консультантом по почти всем языкам девяти миров писать значительно легче. Локи рассказывал ей много историй, о своем прошлом, которые бы, скорее всего, он рассказал бы только пьяным в стельку: о том, как он переписывал черновики Конана Дойля, о том, как в веке восемнадцатом обманывал девушек, приманивая их на свою красоту, а потом оставляя ни с чем, о том, что видел драконов, и видел последнего из них, о том, что он видела убийство Кеннеди своими глазами… Девушке с трудом верилось в их достоверность, но и не верить тоже не было оснований. На самом деле, её не столько волновало, о чем он балаболит, пусть и очень убедительно балаболит — её было интересно слушать его голос, прислушиваться к каждому придыханию и сипу. Ей нравилось изучать то, как он звучит, как некоторые буквы перекатываются на его языке, как красиво и грамотно он говорит, как быстро подбирает слова. Он действительно был божеством — тем, кому должны поклоняться, недостижимым идеалом, сокрытым за пеленой, в коконе из лжи и обмана, сокрытия истины, которым он обвил себя, чтобы было не так больно жить. Элис понимала его, вспоминала, как сама не раз осуждала себя за свою ложь, большую или маленькую. Так действительно было легче.
Когда она впервые его встретила, то впервые открылась кому-то, словно нашла родственную душу. Если весь мир ополчится против неё, и Элис лишится тех людей, которым могла бы доверять, последним существом, что заслужило её правды, её сердца, останется Лафейсон. Именно с ним она пройдет до конца, именно он — её солнце, её небо, её воздух. Возможно, это глупо — всецело вверить себя самому известному лжецу Асгарда, но даже если Элис когда-нибудь пожалеет о своем выборе, она никогда не перестанет любить того, кто сегодня сказал ей: «Не верь дневному свету, не верь звезде ночей, не верь, что правда где-то, но верь любви моей.»
========== future ==========
Тяжело вздыхая, Ванда сгребает коллекцию чая в компактный пакет, и окинув полку, которая находится чуть выше уровня её глаз, грустным взглядом, сгребает заварной чай с апельсином в тот же пакет, а потом, спрыгивая со стула, приземляется почти что в объятия Элис.
— Спасибо, — отрезает она, когда девушка ловит её и ставит на пол, — Я скоро действительно упаду… — Ванда смотрит на часы и видит, что на них почти три часа ночи, а потом поправляет волосы, что давно уже выправились из хвоста на голове, и снова ищет что-то на, кажется, уже давно опустошенных полках.
— Ты так и не сказала, к чему такая срочность и почему вы улетаете в Лондон. Вроде бы, вас не преследуют…
— Преследуют. Деваться некуда. Только туда, — чеканит женщина, перепроверяя каждый ящик по три раза.
Элис садится на корточки рядом с ней, берет за руку, помогает встать. Ванда совсем не отдыхает. Ванда измотана, замучена, может быть, даже испугана. Когда блондинка берет её за руки, то замечает, что они трясутся. Вижн почти на сто процентов уверен, что их кто-то ищет, да и Тони ещё давно предположил, что рано или поздно таких, как Ванда, Томас и Уильям начнут искать. Да это и не было каким-то сюрпризом. Ожидаемо. Предсказуемо. Клише, как говорил Том. Но что-то всё равно было не так. Тоска по дому, который буквально на глазах испаряется? Нежелание расставаться с теми людьми, которые стали тебе семьей? Это могло быть что угодно, и Роджерс, наверное, как никто иной понимала, что происходит. Но, как ни крути, вслух этого произнести не отваживалась. Ванда, по своей природе, человек оседлый, осторожный, не ожидала наткнуться на такое так скоро и так быстро расстаться с простой человеческой жизнью, сколько бы себя ни готовила. Да хоть вечность — всё равно в итоге больно.
В соседней комнате что-то упало. Элис дернулась и обернулась, сильнее сжав руки подруги, а Ванда заметно напряглась, нахмурилась и чуть повысив голос, возмутилась:
— Уилл, что упало?! Брат?!
— Нет, мам, диван! — с отдышкой говорил Уилл, пока Элис скрывала улыбку и осматривалась по сторонам. Смотреть на опустевшие квартиры никогда не приносило ей удовольствия. Это выглядело так, словно солнце гаснет, будто что-то уходит…
Ванда сорвалась с места и впервые за последний час оживилась, поправила волосы и направилась в гостиную, проверить, что не так. Уилл, конечно же, не солгал, но на диване, который он уронил, лежал брат. Миссис Максимофф, кажется, была готова убивать. Элис аккуратно положила руку ей на плечо, и она мгновенно успокоилась, лишь недовольно рыкнув на своих отпрысков.
Она не была строгой матерью. Совсем. Ей тяжело было кричать на них, ругать их, она предельно избегала такого. У Уилла тот же дар, что и у неё, у Томаса — тот же, что и у её брата, только совмещенный с СДВГ и шизофренией. Ванда каждую секунду на иголках, но искренне верит в то, что они не должны остро нуждаться в ней с самого детства. Скорее всего, она помнит себя — беззащитную и совсем несамостоятельную, маленькую девочку, которую сковывал и уничтожал страх, страх быть одинокой и покинутой.