Never (СИ)

И правда. Он ведь уехал, сбежал, вычеркнул из жизни маленький городок с кучей проблем и парня, который никогда... так ни разу и не сказал, что любит. Быть может, даже не врал. Быть может, он, Стайлз, и правда для него все те их месяцы был просто одним из... Безликим в череде тех других, имен которых и не вспоминал на рассвете.

— Стайлз, не молчи. Это... тот мальчишка... Черт, напряжение иногда надо снимать. Стайлз, тебя не было почти год, понимаешь? Дольше, чем мы были вместе...

“Дольше, чем мы были вместе... Мы были? А были ли на самом деле эти МЫ, Тео Рейкен?”

Он помнит. Стайлз помнит все от первой усмешки и разбитых о стену костяшек до привкуса виски на языке и следов от губ и жадных пальцев по всему телу, как россыпи звезд на карте ночного неба вперемежку с родинками, которые Тео пересчитывал каждую ночь. Следов, что не сходили так долго — никакой вам сверхрегенерации, что уж.

Некоторые из нас просто л ю д и .

— Ты видишь, я здесь. Мне не плевать, Стайлз. Ты мне веришь?

Необычайно многословен. Выдыхает коротко, опуская ресницы, а Стайлз до сих пор помнит, как дрожали самые кончики — тогда, в их первый раз. Тогда вокруг была лишь звенящая ночь и огромная луна над капотом машины. Тогда пальцы /вначале, лишь в самом начале/ были ледяными от ужаса, а сердце бултыхалось где-то в желудке. Тогда... тогда оно было еще, — его сердце. Тогда еще он был.

— Не молчи.

Два шага вперед, и еще половина. А Стайлз не то что отшатнуться не может, он не моргает. И чужой выдох стелется по губам легким бризом, свежестью, мятой. Он как тряпичный паяц в руках кукловода. Он как один из тех детей, что уходили ночью из Гамельна под дудочку крысолова, чтобы никогда не вернуться обратно.

— Ты мой, Стайлз. Ты всегда был моим.

Нет сил, чтобы оттолкнуть его руки, и даже если б и были...

Эти касания, без которых кожа — нет, не горит. Это как торф на болотах, что тлеет годы и годы.

— Иди сюда. Ты мне веришь?

“Тебе не нужно ответа. Тебе не нужно ничего, кроме безвольной марионетки, в которую я превращаюсь с тобой рядом. Гипноз? Наваждение? Быть может, разновидность болезни? Ты здесь, Тео, прямо под кожей, проник, просочился, как неизлечимый вирус, от которого избавит лишь смерть. Ты навсегда останешься здесь. Это правда?”

— Хороший мальчик. Вот так. Ты ведь простишь меня, Стайлз? Ведь ты же все понимаешь?

Мокрые, соленые губы. И пальцы, что сотрут влажные дорожки с лица. И руки, что обнимут, не позволят упасть. Поддержат, сожмут. И будут сжимать, пока Стайлз не начнет задыхаться. Как прежде.

Больно. Это все-таки больно.

Н е к о т о р ы е из них до сих пор — просто люди.

“Я без тебя не могу. Не хочу”.

====== 117. Тео/Стайлз ======

Комментарий к 117. Тео/Стайлз https://pp.userapi.com/c841029/v841029561/536b4/0aDXf6OGkBQ.jpg

— Тео...

Он разжимает пальцы, почти дробящие гортань химеры, шарахается с размаху назад, затылком впечатывается в сетку. Разряд электричества шибает по нервам, у него волоски на коже поднимаются дыбом, и только хрипы срываются с губ, что беззвучно шевелятся, как у рыбы, выброшенной на раскаленный песок из привычной прохлады аквариума.

— Тео. Как ты...

У него синие искры в взлохмаченных волосах. Разряд, еще один, третий, и глаза против воли вспыхивают лазурью. Опускает ресницы, но поздно... на мгновение позже, чем нужно.

— Что? Что ты сделал, Стайлз? Как ты?..

Как ты посмел? Почему?! Кто это сделал с тобой?

— У меня не было выбора, и ты... я думал, ты никогда не узнаешь.

Руки роняет и в глаза избегает смотреть, потому что... да... так вот просто.

Случайная интрижка на пару ночей, Стайлз Стилински? С изгоем, парией, тем, кого стая не примет никогда, ни за что... С тем, кто не помешает, когда время придет... Когда ты все же шагнешь за грань. Его не будет, чтоб удержать, образумить. Потому что его изгонят из города, правда?

— Все... все вокруг стали такими. Я... блять, знаешь, Тео... я всего лишь не хотел умирать.

— Ты мог просто набрать мой номер.

— ... которого я не знал никогда.

А ведь правда...

Не счел нужным, не удосужился...

Ты ли это?

Стайлз, который всегда... всегда оставался человеком. Вопреки. Даже когда лучший друг впускал клыки в его шею, чтобы повести за собой. Потому что выхода не было.

— Синие, Стайлз. Сука... они синие и холодные, как тот омут, в котором я когда-то сестру утопил. Оно стоило этого? Твоя...

... твоя непорочность. чистота, что не в теле — в душе.

— Ты вообще себя слышишь? Тео Рейкен. Беспринципный ублюдок, который всегда заботился только о себе любимом. Следовал своим прихотям, точно заповедям. И не раскаялся ни в чем не единожды... Блять, ты меня столько раз предавал, а теперь пеняешь мне... чем? Тем, что у меня вместо зрачков ебучий неон? Откуда ты вообще можешь знать...

— Я не знаю. Но каждого готов на ленты порвать за то, что стало с тобой. Ты же был человеком. Ты был душой этой стаи, ее огромным человеческим сердцем и совестью, и мозгами...

— Так, значит, это привлекало тебя? Я-то думал, задница, а еще все те штучки, что я умею...

Каждое слово — горьким плевком, подножкой, в спину грубым тычком.