Читаем Never (СИ) полностью

Never (СИ)

Он натягивает на голову капюшон перед тем, как зайти в класс. Идет к своему месту, кривя губы в привычной надменной усмешке, и даже не смотрит на вторую слева парту, где сидит кудрявый блондин. Длинный, как жердь, нескладный, нелепый. Он смотрит в сторону, но точно знает, что Лейхи облизывает языком свои блядские губы. Он всегда делает так. То ли задумался о чем-то, то ли хочет еще больше выбесить его, Джексона, то ли губы у него тупо пересыхают все время... Разумное объяснение, но Уиттмору похуй.

Когда учитель заходит в класс и отворачивается к доске, диктуя новую тему, Джексон старательно записывает каждое слово в тетрадь. И нет, он не видит, как длинные пальцы кудряшки тянут в сторону растянутый ворот свитера. Будто этому недомерку жарко или очень трудно дышать. И у него самого в глотке пересыхает не от этого жеста и не от того, что он представляет, как подушечки пальцев скользят по его горлу... Нахуй.

И когда уже после звонка учебник с парты Лейхи с глухим грохотом валится с парты прямо под ноги Уиттмору, тот и бровью не ведет (ну, разве что самую малость). Перешагивает как-то брезгливо и нет, не слышит раздраженный окрик в спину.

Это началось недавно. И ничего особенного, на самом деле. Затянувшаяся допоздна тренировка, две банки пива и косячок на двоих на пустом тихом поле под яркими и кажущими влажными, как слезы, звездами. Болтали о какой-то ерунде (комиксы, девчонки, байки) и ржали, как сумасшедшие. Так, что пиво шло носом. А потом – раздевалка и душ. Клубы пара такие плотные, что больше похожи на молочный туман рано утром в горах. Они продолжали обсуждать какой-то тупой боевик, смывая с себя пот, пыль и грязь. И Лейхи скользил пальцами по своим плечам так... так чувственно, что у Джексона встал. И, наверное, этот чертов пар размягчил мозги, потому что, когда глаза Айзека вспыхнули пониманием, Джексон какого-то хера шагнул вперед, очерчивая пальцем линию губ. И Лейхи не отшатнулся. Он, блядь, подался вперед, опуская ресницы, ловя губами тянущиеся к нему губы, слизывая с них капли воды, что падала и падала сверху, как гребаный водопад или ливень.

Дома тихо, и лишь откуда-то из кухни мягко шелестит радио и звенит посуда. Наверное, мама готовит обед. Он не голоден. Он зол и отчего-то расстроен так сильно, что ребра ломит. В темной комнате (он не любит раскрывать окно, предпочитая оставаться в полумраке) рюкзак летит в угол, а стянутая через голову кофта – на кровать.

- Привет.

Тихо, из кресла, задвинутого в дальний угол. Джексон даже подпрыгивает от неожиданности. И только сейчас замечает и взъерошенного Лейхи и занавеску, надувающуюся пузырем из-за притока воздуха в приоткрытое окно.

- Ты херли тут делаешь?

И взгляд мимо – куда-то в стену. И нет, сердце колотится в горле лишь от внезапности и испуга. И от этого же вдруг вспотели ладони. Так сильно, что хочется незаметно их вытереть о джинсы.

- А ты как думаешь?

- Ты, блядь, через окно что ли влез?

Хочется разозлиться, вскипеть, швырнуть придурка в стену башкой. Так, чтобы еще сверху грохнулось что-нибудь потяжелее. Но он лишь моргает растерянно и чувствует, как под кожей разливается какое-то вязкое чувство, а Айзек чуть морщит нос, будто улавливает запах тоски и отчаяния, разъедающих Уиттмора, расщепляющих парня на атомы.

- Нам надо поговорить.

- Не о чем.

И зачем-то продолжает раздеваться, неподвижно глядя в глаза. Такие ледяные, что мороз ползет по коже, покрывая мурашками. И это не приглашение, нет. Скорее намек: “Уходи, убирайся, проваливай”.

- Я не уйду. Я заебался, что ты бегаешь от меня, как от заразного. Месяц прошел, Джексон...

- И ты ни хера за месяц не понял? – Сипло, испуганно как-то, аж самому стремно.

- Я целый месяц слушал, как колотится твое ебаное сердце, когда ты мимо идешь. И, думаешь, я не чувствую твой взгляд? Часами, Джексон.

- Глючит тебя, кудряшка...

Прозвище слетает с губ легко и непринужденно, и лед в глазах вдруг тает, растекаясь по радужке яркой лазурью.

- Глючит, говоришь...

Горячая ладонь опускается на тонкую ткань боксеров, облепившую бедра и налившийся член так плотно, что еще немного, и лопнет по шву.

- И это мне кажется?

Жарким дыханием по линии скул. Красивый. Такой красивый, что больно дышать.

- Лейхи... – Хрипло, с каким-то болезненным присвистом. – Лейхи, не...

- Хочешь, чтобы я остановился?

“Блядские, блядские губы”, – перезвоном трезвонит в голове, пока Уиттмор пытается протолкнуть воздух сквозь пересохшее горло.