Never (СИ)

Проходит пара недель, но в их доме мало что меняется.

- Джексон, я соскучился по тебе. – В его голосе отчаяние мешается с обидой, но Уиттмор лишь мычит в ответ что-то невразумительное и снова принимается щекотать носом пузо Макса, который при этом пытается ухватить его то ли за ухо, то ли за нос.

- Ты же устал, на пределе уже. После того, как ребята заходили, ты из дома ни разу не вышел, только с Максом погулять. На работе отпуск бессрочный взял, а сам даже спишь в детской. Может быть, мы няню наймем? Сходим с тобой куда-нибудь – на пару дней в горы или к морю, как летом хотели...

Он говорит, захлебываясь и торопясь, словно пытается как можно скорее донести до Джекса все, что его так волнует, тревожит, но парень вскидывает на него опешивший взгляд, где у зрачков, Лейхи видит это очень хорошо, как трещинки на стекле, разбегаются яркие лазурные прожилки.

- Няню, Айзек? Ты в дуб въебался или где? Ты доверишь нашего сына абсолютно чужому человеку? Постороннему?!!! А если у него живот заболит или зубки резаться начнут?! Уедешь на несколько дней, оставишь его тут одного, чтобы он решил, что мы его бросили?!? Да что с тобой происходит вообще? Это же наш сын, Айзек! Мой и твой!

Ребенок хнычет, недовольный, что про него так надолго забыли. Джексон мгновенно оказывается рядом, хватает на руки и начинает укачивать и твердит что-то вроде: “Тише-тише, карапуз, чего разорался? Папа Джексон здесь, я никуда не ушел, видишь...”

- Видишь, что ты наделал! Макса напугал.

“Да пошел ты”, – думает Лейхи, глотая обиду, но не говорит ничего, просто выходит из комнаты, стараясь не разреветься, как девчонка.

Широкая кровать кажется холодной и такой пустой без Джексона. Айзек ворочается уже несколько часов, но больше не пытается уснуть, прислушивается к тихому пению, что раздается через стену в детской. Слезы копятся под веками и разъедают глаза, он жмурится, чтоб удержать их внутри.

“Я хотел семью, Джексон, но никогда не думал, что потеряю тебя. Не думал, что мне будет так одиноко в нашей кровати”

Дверь тихо скрипит, отворяясь. Уиттмор заходит, стараясь не шуметь, откидывает одеяло, придвигается ближе, изо всех сил стараясь не разбудить спящего, как ему кажется, парня. Айзек распахивает глаза и смотрит, не мигая. Джексон протягивает руку и ведет по щеке, будто извиняется.

- Айзек, малыш.

Лейхи хлюпает носом и зачем-то пытается отодвинутся, но его обхватывают поперек ребер и тянут к себе. А потом Джексон утыкается носом в макушку, вдыхает терпкий любимый запах, ведет губами по лицу, собирая соленые капельки влаги, а руки скользят по гладкому телу, которого он не касался так долго.

- Айзек Лейхи, я же люблю тебя. Простишь меня? – Шепчет он, накручивая на пальцы золотистые пружинки волос. – Лейхи... у нас уже сын, а ты все еще Лейхи, какого черта, Айзек?

- Джексон, ты умом тронулся? – Шепчет Лейхи, улыбаясь прямо в поцелуй.

- Ты же мой. Только мой, – бормочет Уиттмор, а глаза блестят каким-то сумасшедшим светом, как будто у него лихорадка. – Выйдешь за меня?

Айзек не отвечает, он вдруг рывком опрокидывает друга на спину, вжимая в матрас, наваливается сверху, раздвигая языком его губы. Наверное, это “да”, думает Джексон, опуская ресницы.

====== 38.1. Скотт/Айзек/Джексон ======

Комментарий к 38.1. Скотт/Айзек/Джексон https://pp.vk.me/c630222/v630222352/412f/S_qHRHBwEWY.jpg

https://pp.vk.me/c630222/v630222352/4137/1e10eV1cbFI.jpg

Солнце слишком ярко светит в глаза, а Скотт улыбается слишком широко, слишком счастливо. У Айзека легкие горят и щиплет язык, но он рта раскрыть не может, чтобы сказать четыре коротких слова, которые разрубят этот запутавшийся узел, что стягивает горло колючей удавкой, мешает ловить кайф от лакросса и пары пива в компании друзей, мешает расслабиться, выпустить пар, отпустить чувства на волю.

Я не люблю тебя.

- Лидия устраивает барбекю вечером. Мы приглашены, – сообщает Скотт и тянется, чтобы сорвать похожие на колокольчики цветы. Сорняк, что пробился между плит на подъездной дорожке к дому МакКоллов.

Лидия Мартин и ее вечеринки с барбекю. Лейхи точно знает, что там будет Джексон и его охуенные скулы. И эти глаза, что будут смотреть, немного щурясь, и язык будет скользить по губам, словно провоцируя, завлекая. У него джинсы натягиваются в области паха даже сейчас, когда он просто вспоминает надменную усмешку этого самовлюбленного ублюдка...

Какой-то ебаный экзистенциальный кризис, не иначе.

- Я не пойду! – Выдыхает Айзек, чувствуя спиной растерянный взгляд. – Мне надо... эм... к контрольной готовиться.

Какая, мать твою, контрольная, если на улице – жаркий июль, и в школьных классах книжные полки скрипят от пыли, а краны в душевых тихонько ржавеют.

- Что-то случилось? – В голосе МакКолла такое искреннее беспокойство, что хочется немедленно пойти и удавиться в чулане. Или провалиться сквозь землю через прогнившую крышку заброшенного погреба. А сверху пусть засыплет землей и обломками. Может быть, не хватится никто? – Айзек, что происходит?

Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, СКОТТ!!!