Неверная. Костры Афганистана

– Располагайтесь, я присоединюсь через минуту, – сказал он. – Только сделаю пару звонков.

Мы с Джорджией кивнули и направились к красному ковру, расстеленному под высоким деревом.

Под кроной его было гораздо прохладнее, и с ветвей доносилось щебетание птиц.

Иной раз кажется, что в жизни ничего не может быть лучше.

– Печально было бы никогда не увидеть это место снова, – сказал я Джорджии, когда она сбросила свои сандалии, села и вытянула ноги.

– Печально, – согласилась она. – Знаешь, очень жаль, что лишь немногим людям выпадают на долю подобные деньки.

– Да, – согласился и я. Потом, подумав немного, спросил: – Почему?

Джорджия улыбнулась:

– В вашей стране есть не только война, сам видишь, но и многое другое, только мы, увы, слышим об этом редко и, мне кажется, не имеем полного представления – на что похож Афганистан на самом деле и каковы на самом деле афганцы.

– Да, здесь очень хорошо, – сказал я, – когда не голодаешь.

– Или тебя не пытаются убить, – добавила Джорджия.

– Или семья тебя не продает…

– Или тебе не нужны электричество и чистая вода…

– Или… или… – я запнулся в поисках примеров, – …тебе не отрывает голову газовая плита.

Джорджия слегка наклонила голову и посмотрела на меня поверх солнечных очков.

– Такое однажды случилось – с нашей соседкой, – объяснил я.

– А, – сказала Джорджия, снова поднимая лицо к солнцу, которое подмигивало нам сквозь листву, – да, ты прав – это очень хорошая страна, когда тебе не отрывают голову.

– Или ноги, – добавил я. – Мин еще кругом полно.

– Или ноги, – согласилась Джорджия.

– Так… что же на самом деле хорошего в Афганистане? – спросил я, и оба мы расхохотались.

– Ладно, – сказала Джорджия, успокоившись. – Начнем с того, что ни в одной стране, где я бывала, я не видела такого синего, что при виде его немеешь, неба.

– Да, оно бывает очень синее, – согласился я.

– И хотя жизнь здесь трудная – мы в своем славном доме в Вазир Акбар Хане и представить себе не можем, насколько трудная, – в ней все же есть и доброта, и любовь.

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас объясню, дай подумать… это как книги о вашей стране… большинство из них уверяет, будто Афганистан – страна благородных дикарей, героических людей, готовых убить, дай только повод. И отчасти, возможно, так оно и есть. Вы скоры на расправу, вы жестоки, что порой шокирует нас, но большинство афганцев, с которыми повезло встретиться мне, – это простые люди, с добрым сердцем, которые всего лишь пытаются выжить.

– Хаджи Хана я бы простым не назвал.

– Ну да, ты снова прав… – сказала Джорджия. – Но у него, хоть он и не бедняк, все равно доброе сердце. И намерения добрые, я это знаю… просто иногда… впрочем, туда мы лезть не будем.

Джорджия потянулась за сигаретами, и я решил, что «туда», как она выразилась, мы лучше и впрямь не будем лезть – вдруг «там» хранятся какие-то нехорошие воспоминания.

Она закурила, выпустила дым изо рта, и тут к нам вернулся Исмераи.

Убрав телефон в карман, он перевел дух, улыбнулся нам и сказал:

– Пойдемте. Мы должны вам кое-что показать.

* * *

Мы забрались в пикап, и Залмаи минут пятнадцать вез нас куда-то прочь от дома Хаджи Хана.

Потом, свернув с главной дороги, он остановился возле наполовину построенного дома, где еще суетились рабочие, выкладывая стены и нагружая тачки строительным мусором.

Когда мы вышли из машины, на пороге показался Хаджи Хан. Он разговаривал с каким-то мужчиной, державшим большой блокнот, но, увидев нас, пожал ему руку и двинулся, улыбаясь, в нашу сторону. Выглядел он намного веселее, чем тогда, когда я видел его в последний раз, и одет был, как обычно, нарядно – в шальвар камиз бледно-голубого цвета с серым жилетом, в тон пакулу.

Я решил, что, если мне когда-нибудь надоест носить джинсы, нужно будет обязательно выяснить, кто его портной.

– Ну, как вам это нравится? – спросил Хаджи Хан, подойдя поближе. Заговорил он по-английски, и я понял, что он не хочет, чтобы рабочие слышали разговор.

– Место прекрасное, – сказала Джорджия. – Значит, ты строишь еще один дом?

– Да, строю, – ответил он, – но это дом – для тебя… Захочешь ты его принять или нет – твое дело.

Услышав это, я несказанно изумился и почувствовал, что рот у меня открылся сам собой – столько в нем скопилось вопросов, рвущихся на волю, выпустить которые я не смел.

Джорджия ничего не сказала.

– Посмотри на него, – продолжил Хаджи Хан. – Войди и позволь мне все тебе показать.

И, не дожидаясь, пока Джорджия ответит отказом, он повернулся и пошел к дому. Пришлось пойти и нам.

Перешагнув через мешки с песком, мы зашли внутрь и оказались в квадратном холле, цементно-сером, где со стен свисали какие-то провода. При виде его вряд ли кому-нибудь захотелось бы воскликнуть: «Как тут мило!»

– Это гостиная, – сказал Хаджи Хан, обведя рукою комнату и взглянув на Джорджию. – Здесь ты будешь принимать своих друзей. Стены, когда закончится строительство, выкрасят в очень красивый зеленый цвет, как луга Шинвара, – я придумал это, чтобы даже зимой вокруг тебя была весна.

Не дожидаясь, пока Джорджия ответит, Хаджи Хан шагнул налево, где поджидали дверей две дырки в стене.