– Вот это жизнь! – сказал я себе, растянувшись на маминой кровати и отхлебнув чаю.
Потом поправил подушку за спиной и приготовился насладиться фильмом, который вот-вот должен был начаться.
Через восемь часов меня разбудил голос Джорджии, звавшей завтракать.
Телевизор молчал, поскольку ночью вырубилось электричество, и, когда до моего сознания дошло, где я нахожусь, я понял, что заснул всего через каких-то пять минут после начала фильма. И это меня слегка раздосадовало – надо же так бездарно тратить свою нежданную свободу!..
Выбравшись из кровати, я умылся, переоделся и отправился завтракать в большой дом.
В гостиной была одна Джорджия. Мэй уже ушла на работу, а выхода Джеймса из спальни не приходилось ждать еще часа три, по меньшей мере.
– Хорошо спалось? – спросила Джорджия, пододвигая ко мне тарелку с хлебом и мед.
– Да, спасибо, а тебе?
– Тоже хорошо, спасибо.
Я налил себе чашку сладкого чая.
– Ну, как тебе понравилась свадьба? – спросила Джорджия.
– Очень. Здорово было. А тебе понравилось?
– Да, – согласилась она. – Это было здорово.
Дальше мы завтракали в молчании, а потом приехал Массуд, чтобы отвезти Джорджию в ее офис, а я забрался на велик и покатил в школу.
В компании Джорджии находиться всегда было приятно, но никто из нас на самом деле не был «жаворонком».
Как обычно, после уроков я поехал в магазин, чтобы отработать свои деньги, сколь бы малы они ни были, и подразнить Джамилю, пока она не ушла в школу.
– Я вчера прочитал, что Шарук Хан женился на мужчине, – сообщил я ей.
– Где прочитал? – спросила Джамиля. – В специальной фавадовской вральной газете?
– Нет, в индийской, конечно.
– Очень смешно, – сказала она, поправляя платок перед тем, как выйти за дверь.
– Я знал, что тебе понравится, – засмеялся я. – Увидимся после школы, Джамиля.
– Если увидимся, – ответила она по-английски, делая пальцами знак, которому научил меня Джеймс и которому я научил ее.
Пока она стояла на пороге, я заметил вдруг, что она стала уже выше меня, и нисколько этому не обрадовался.
Когда мы только переехали в дом к иностранцам, я сделал на двери своей комнаты зарубку, но с тех пор как будто совсем не подрос и начинал уже нервничать все сильнее и сильнее, опасаясь, не останусь ли я в конце концов карликом, таким же, как тот, что жил в доме у Хаджи Хана.
Даже Джахид, когда мы встретились на свадьбе, успел пройтись по поводу моего роста, поприветствовав меня словами:
– Эй, коротышка! – хотя и сам был далеко не великан.
Я, конечно, сделал вид, что меня это не тронуло, но досаду на самом деле испытал.
– Сколько тебе лет? – спросил Пир Хедери, когда я упомянул при нем о своих опасениях.
– Не знаю, – пожал я плечами, – может, десять, а может, одиннадцать.
– А, ну в таком случае, мальчик, тебе не о чем беспокоиться. Поговорим об этом снова, когда тебе стукнет двадцать пять или двадцать шесть, а ты все еще будешь ростом с больного теленка.
– Думаете, я все еще буду здесь работать в двадцать пять или двадцать шесть?
– А где ж еще, ад тебя раздери?
– Ну… – я задумался и… понял, что понятия не имею. – Где-нибудь в другом месте.
Мысль о том, что на всю оставшуюся жизнь я могу остаться карликом, работающим в магазине Пира Хедери, растревожила меня еще больше.
– Слушай, если это тебя и впрямь беспокоит, мой совет – попроси свою мать отварить цыпленка, бросить в бульон немного гороха и добавить ложку скорпионьего сока. И пей этот бульон по утрам, как проснешься, по стакану.
– В нынешние времена и цыплят-то есть нельзя, не то что скорпионов, – сказал я.
– Ну и катись тогда в задницу, – было все, что он мне на это ответил.
– Тебе совершенно не о чем волноваться, – сказала Джорджия, когда, вернувшись домой тем вечером, я пил с нею чай в саду. – Девочки растут быстрее, чем мальчики, это правда. Но через пару лет ты Джамилю догонишь, а потом и обгонишь. А еще, Фавад, ты слишком умный, чтобы провести всю жизнь в магазине Пира Хедери, так что и на этот счет успокойся.
– Ты вправду думаешь, что я умный? – спросил я.
Джорджия засмеялась:
– Фавад, ты самый разумный мальчик, какого я только видела! Ты… как это сказать на дари?.. Не знаю. По-английски сказали бы «мал, да удал». Это означает – на редкость умен и сообразителен для своих лет. Если честно, у взрослых порой не встретишь и половины того здравого смысла, с которым ты родился. Ты очень непростой маленький мальчик, который вырастет однажды в очень непростого мужчину. К тому же ты еще и очень красивый.
– О, так мне просто цены нет? – засмеялся я.
– Так и есть, Фавад.
Я посмотрел на Джорджию, на ее прекрасное лицо, чуть вспотевшее под жарким летним солнцем, и меня накрыло вдруг облако печали. Вскоре все должно было измениться, чтобы никогда уже не стать прежним, – Мэй собиралась вернуться к себе на родину и растить своего французского ребенка; я собирался переехать в Карт-и-Сех и начать новую жизнь. Джеймс пребывал в беспокойстве, не зная, кто будет готовить для него теперь, когда моя мать ушла, и не понимая, почему Рейчел не хочет за него замуж. А Джорджия… о чем она думала и что замышляла, никто на самом деле не знал.