— Суть моих манипуляций такова, что информация о том, что им манипулируют, только заставит его поверить, будто он сможет манипулировать моими манипуляциями, заставив меня поверить, будто я манипулирую им. Это довольно сложно — впрочем, поступай как знаешь. — Она с улыбкой кивнула и повернулась к свету. Ее тень вытянулась, как черное копье, и снова укоротилась на блестящем льду. — Тобой-то никто не манипулирует.
— Бог ты мой!
— Разве я учила тебя божиться?
— Где он, этот поэт?
— Разве я сторож господину моему?
— Где он, мама?
— Сам скажи, раз так хорошо читаешь меня.
— Ты послала его убить Соли.
— Соли, — повторила она и закрыла глаза, наконец-то убедившись, что я действительно ее читаю.
— Почему он согласился убить по твоей просьбе?
— Не даром, конечно. Воинам-поэтам нужны приверженцы, вот я и примкнула к ним, а взамен Давуд…
— Когда? О Боже, мама — теперь уже поздно, так?
— Как же я ненавижу Соли!
— Мама!
— Не ищи воина-поэта — не ровен час, найдешь.
— Я убью его.
— Нет, Мэллори, не уходи. Пусть он сделает свое дело. Зачем тебе нужно спасать Соли? В это самое время поэт, наверно, уже поднимается к нему на башню. Или избавляется от его охраны. Или спрашивает у Соли стихи.
Я топнул коньком об лед, пытаясь вернуть кровообращение своим окоченевшим ногам.
— Какие стихи?
— Такова традиция воинов-поэтов. Они обездвиживают свою жертву, а потом читают ей начальные строчки каких-нибудь старых стихов. Если жертва сумеет их закончить, поэт ее пощадит. Но этих стихов, конечно, никто не знает.
Я оттолкнулся и поехал прочь. Я ей не верил. Она смеялась надо мной. Не может поэт рисковать провалом, теряя время на то, чтобы спрашивать у жертвы стихи.
— Куда ты? — крикнула она, не успел я проехать и десяти ярдов.
— Предупредить Соли об этом безумце!
— Не уходи от меня! Пожалуйста!
— До свидания, мама.
Тогда она прокричала мне вслед:
— Вот эти стихи — на случай, если он и тебя спросит.
Я пригнулся, помахал ей и покатил по льду, делая глубокие вдохи и выдохи. Я не собирался позволять убийце, мастеру слель-мима, безумцу обездвижить меня. Я намеревался сам загнать его в угол.
22. Парадокс Ханумана — Орландо
Я мчался на восток по ночным улицам, срезав угол через середину Квартала Пришельцев. Поэт сильно меня опередил, но он не мог знать Город так, как я. Надеялся я также, что он не сможет так же долго и быстро бежать на коньках без отдыха. Приглушенные краски больших и малых ледянок как бы перетекали одна в другую: красная сменялась оранжевой, пурпурная зеленой. Красивые дома на чрезвычайно узкой улице Нейропевцов, с балконами и кружевными каменными карнизами, были унизаны сосульками. Падающая с них капель застывала внизу ледяными бугорками и вулканчиками. Опасаясь споткнуться, я свернул на улицу Миазмов. Здесь лед был поровнее, зато имелись опасности другого рода. Из полуоткрытых дверей мнемонических логовищ исходили мириады запахов. Пахло кипящей смолой, ароматическими маслами, новой шерстью и многим другим, в том числе и наркотиками. Я вспомнил, как бежал по этой улице в день пилотских состязаний. Не верилось, что с тех пор прошло целых три года. Я прямо-таки видел Соли, плавно катящегося в пятидесяти ярдах передо мной, слышал постукивание его длинных блестящих беговых коньков. Я проехал мимо какого-то притона, в дверях которого стояли две проститутки с ярко-красными накрашенными губами. От них пахло алкоголем. Они стояли, держась за руки, около светящегося шара, где переливалась разными цветами плазма. Увидев меня, они загородили мне дорогу, и та, что повыше, с волосами как красное вино, распахнула свои меха. Под ними ничего не было. Она предложила мне пойти с ней в переулок, лечь на снег и заняться любовью — бесплатно. Она была мертвецки пьяна, и ей, несомненно, вспоминались прошлые мимолетные удовольствия, испытанные под влиянием спиртных паров. Таковы свойства этой разновидности наркотика: он позволяет вспомнить, что было с тобой во время прошлых пьянок, но мало что помимо этого. Я, унюхав флюиды шотландского виски, вспомнил ночь в баре мастер-пилотов, где впервые встретился с Соли. Я вспомнил, что ненавижу его, — зачем же я тогда отталкиваю этих женщин и мчусь через весь Город, чтобы его предупредить? Почему бы не остаться и не позабавиться с ними? (Высокая была очень красива и относилась к тем редким шлюхам, которые занимаются своим ремеслом из любви к мужчинам.) Почему бы не дать Соли умереть?