Невероятная и печальная судьба Ивана и Иваны

Имам проделал весь долгий обратный путь в задумчивости. Луна, и правда еще не полная, бледным пятном красовалась посреди неба. Ее свет превращал песчаные дюны и скалы в причудливых доисторических животных, которые, казалось, вот-вот бросятся на путника. Но имам не чувствовал страха – слишком он был погружен в свои мысли. Он никак не мог взять в толк, что происходит. Как может сестра быть «полностью одержима» собственным братом? И что означали слова Гарифуны – «они делят одну жизнь»?

Эль-Хадж Мансур был далеко не наивен. Просто в Мали никого не удивишь инцестом, а к откровениям у психиатров и психоаналитиков никто не прибегает.

Он безо всяких помех добрался до Кидаля. А когда проезжал мимо дома Лансана, то заметил у входа небольшую толпу, охраняемую вооруженными солдатами милиции. Он поспрашивал людей и узнал, что там выступает знаменитый джаз-вокалист Герби Скотт вместе с Лансана Диарра при участии главного каирского оркестра. Имам не слишком жаловал подобный синтез, полагая, что каждый музыкальный жанр обладает собственным, уникальным, особенным звучанием, которое вовсе не обязательно сочетать с прочими. Так что он припарковал машину и прошел внутрь жилища, чтобы понаблюдать, что там происходит. Он отказался остаться в секторе, отведенном для ВИП-персон, предпочтя более укромное место, откуда открывался отличный обзор на группку молодежи, которая крутилась слева от сцены. Там были и Иван с Иваной. Раньше он не замечал, насколько эти двое похожи: те же миндалевидные глаза, черные, сверкающие, только более томные у Иваны, тот же пухлый рот, только более выраженный у Ивана, и подбородок с ямочкой, более глубокой у Иваны. Но поразительным было другое: близнецы двигались в абсолютно одинаковой манере, с одинаковыми жестами и даже мимикой. Но тут случаем воспользовался один докучливый человек, Эль-Хадж Амаду Сиссé. Он фамильярно подсел к имаму и начал какой-то тривиальный разговор. Не желая его поддерживать, имам заметил:

– Должно быть, Лансана счастлив – у него такие красивые дети.

На что этот Амаду скорчил мину:

– Ну, не так уж он радуется, поверьте мне. Сынок его ничего не желает делать. Он отказывается ехать с милицейским отрядом на север, хотя там ему полагается более высокая зарплата. Бедному Лансана пришлось удвоить свои музыкальные приработки, чтобы прокормить семью. Говорю вам, эти близнецы – не такой уж подарок.

Что и требовалось доказать, подумал Эль-Хадж Мансур.

Когда концерт окончился, зрители устроили музыкантам бурную овацию. Но это вовсе не было признанием безупречности их искусства, подумал Эль-Хадж Мансура, неисправимый скептик. Просто люди хотят продемонстрировать, насколько хорошо они усвоили западный стиль поведения.

Через четыре дня имам снова поехал к знахарю. Он обнаружил его перед входом в дом – тот развел костер и теперь раздувал огонь.

– Я все понял, – сказал он. – Вот что, принеси мне белую курочку без единого пятнышка на оперении и рыжего петушка. Обе птицы должны быть не старше пяти месяцев. Я их разделаю и приготовлю из них, скажем, пюре, которое ты должен будешь добавить в начинку пирожков с голубятиной и угостить ими Лансана и его детей, пригласив их на ужин к себе домой, – думаю, это будет нетрудно.

Однако времени, чтобы выполнить эти указания, понадобилось немало – особенно на то, чтобы уговорить Лансана прийти в гости, да еще вместе с обоими детьми. А во время перемены блюд Ава, главная жена Эль-Хадж Мансура (или «бара муссо» на бамака), которая взялась за приготовление всех кушаний, выбросила в мусор банку с паштетом, что передал ей имам, потому что ей «не понравился цвет». Так что дело и впрямь оказалось очень непростым.

С того времени у Ивана появилась очень веская причина не покидать Кидаль и жилище отца, хотя чувствовал он себя там довольно плохо из-за вечного галдежа своих «братьев и сестер». Солдаты «Армии теней», которые в целях конспирации носили милицейскую форму, каждый вечер собирались в просторном дворе за домом, в котором жил Измаэль, и слушали лекции. Их читали различные специалисты, самым выдающимся из которых, бесспорно, был сам Измаэль. Он обращался к ним ласковым и одновременно назидательным тоном:

– Нас упрекают в том, что мы не любим музыку, запрещаем ее. Но это неправда. Мы хотим донести до людей совсем другое: чтобы услышать голос Бога, необходима тишина. Поэтому всякий шум и всякий ненужный звук необходимо пресекать.