Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью

Спустя четыре голодных дня его желудок начали мучить спазмы. У него было чувство, будто живот внезапно туго перетянули веревкой. Резкая боль длилась пару минут, а затем вновь переходила в привычное и давно знакомое чувство голода. Настроение постоянно менялось, он чувствовал себя то безвольным и подавленным, то снова активным и полным энергии. В периоды активности он мечтал о еде. Он представлял, как кусает свежеиспеченный чапати и ест из большой плошки панир[18] и цветную капусту с плотным сытным соусом. Пикей бесцельно бродил по городу в поисках какой-нибудь еды. Во время одного из самых тяжелых голодных скитаний он очутился на Фероз-Шах-Роуд, в фешенебельном правительственном квартале, где ощутил сильный аромат еды. Он потерял над собой контроль. Ворота забора таунхауса были распахнуты. Он заглянул внутрь. В саду были разбиты праздничные палатки, а под ними – длинные столы с красными скатертями. Официанты в белых тюрбанах и фирменных голубых жакетах сновали туда-сюда с полными подносами стаканов с позолоченными каемками. Музыканты в темно-синих костюмах, расшитых сверкающими витиеватыми узорами, играли на поблескивающих медью музыкальных инструментах. На самом деле Пикей был слишком осторожным, чтобы сделать что-то запрещенное, что-то, за что его могли бы наказать, но голод пересилил его осторожность. На этот раз он не стал медлить. Он вошел в сад, где проходило свадебное торжество для сотен гостей: они сновали из стороны в сторону, общались друг с другом и угощались в буфете. На блюдах из нержавеющей стали он увидел мясо ягненка со шпинатом, белый овечий сыр с красным соусом чили, куриные окорочка с соусом из перечной мяты, запеченные в тандыре, золотистую самсу, масалу[19] из нута в йогуртовом соусе, запеканку из картофеля и цветной капусты с тмином и листьями кинзы, чапати, наан[20], пакоры.

Желудочные спазмы регулярно возвращались. Пикей поставил все на карту, взял тарелку и нагреб в нее настолько много еды, насколько это было возможно. Он хотел встать неподалеку от выхода и поесть. И хотя он изо всех сил старался владеть собой, все же ему не удалось ничего другого, как с жадностью изголодавшегося пса накинуться на еду. Он боялся, что его обнаружат, поэтому глядел по сторонам, не смотрит ли кто-то на него, но ответных взглядов не встречал. Все были заняты собой. Когда тарелка опустела, а желудок наполнился, он начал прокрадываться к выходу. Когда до выхода оставалось не больше трех шагов, кто-то властно хлопнул его по плечу. Пикей оцепенел, его захлестнула волна паники. Он подумал, что сейчас его отправят прямиком в полицейский участок, а оттуда вышлют обратно в Ориссу, где его ждут лишь стыд и унижение. Словно сквозь сон он услышал голос – близко, но в то же время издалека: «Кофе или чай, сэр?» Он обернулся и увидел официанта в жилете с золотой каймой и белом тюрбане, который пристально смотрел на него. Поначалу Пикей никак не мог понять, что сказал ему этот мужчина. Но это совершенно точно были не слова полицейского. Нет, его спросили, не хочет ли он кофе или чая. Он почувствовал, как радость наполняет его нутро, он вежливо, но быстро отказался от предложения, сделал пару сдержанных и спокойных шагов в сторону, пока не убедился, что за ним никто не наблюдает, а затем бросился бежать между припаркованными автомобилями с дипломатическими номерами и моторикшами прямиком вглубь улицы, окаймлявшей сад.

Пикей бежал до самого Манди-Хаус, а затем, тяжело дыша, побрел к Коннот-Плейс. Когда он очутился перед Индийском домом кофе, то остановился, чтобы перевести дух. Он сделал глубокий вдох и улыбнулся – боль в желудке исчезла.

У него были дела поважнее, например проводить дни в поисках еды.

Но голод вскоре вернулся, а вместе с ним – лихорадка и истощение. В некоторые дни он не ел ничего, кроме ягод яму, растущих на деревьях вдоль Парламент-стрит. Осенью, сразу после муссона, на ветвях деревьев появлялись сине-лиловые ягоды. Когда никто их не собирал, они падали на землю, оставляя множество синих точек. Сладкие ягоды придавали ему бодрость. Воду он пил из уличных кранов. В конце концов, из-за болезни желудка он не мог больше удерживать в себе даже ту еду, которую ему с трудом удавалось раздобыть. Голод стал перманентным чувством. Он сильно исхудал, у него появился синдром туннельного зрения[21]. Все, абсолютно все на свете вертелось вокруг одного – раздобыть еду.