Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью

Пришла осень, и над Борасом растянулись дождевые тучи. Пикей надевает резиновые сапоги и идет в лес, где сквозь ветви могучих деревьев моросит дождь. Мох и листья набухли и блестят от влаги. Он замечает, как уходят воспоминания. Когда он думает о жизни в Индии и путешествии в Швецию, ему кажется, что все это пережил другой Пикей. Он все чаще остается дома: рисует в ателье, прогуливается по лесу, берет бензопилу и убирается на участке или бежит к маленькой избушке на озере Сакен.

Пикей думает о своей речи, которую произнес в этом году в замке дворянского собрания в Стокгольме. Он был одет в темно-синий костюм без воротника и рубашку песочного цвета из индийского шелка-сырца. Усы были подстрижены, а волосы гладко зачесаны.

Он выступил там перед членами клана Шедвин, родственниками Лотты. И хотя он часто рассказывал о своей жизни в школах, в местных ассоциациях и клубах пенсионеров и работников общины, тогда, в дворянском собрании, он нервничал больше обычного. Среди всей этой помпезности: картин, гербов, фарфора – он почувствовал себя маленьким и ничтожным. Но он взял себя в руки, подошел к микрофону и рассказал о своем происхождении, о джунглях и слонах, змеях и храмах и, конечно же, о кастовой системе. Он получил возможность сравнить индийскую кастовую систему со шведскими сословиями. Брахманы, кшатрии, вайшья и шудры – так называются касты в Индии. Дворянство, духовенство, бюргеры и крестьяне – говорят в Швеции.

Потом он рассказал о пророчестве и путешествии в Швецию. Судьба, любовь, путешествие.

«Я не выбирал судьбу, и вы, моя уважаемая публика, тоже не можете сами выбирать свою судьбу, – сказал он. – Посмотрите на меня! Все случилось так, как было предсказано в карте рождения, а не так, как хотели бы мои родители, учителя или кто-то другой».

У человека есть свободная воля, а судьба предлагает нам рамки, и пророчества показывают лишь очертания жизни каждого человека. Пикей убежден, что все в жизни происходит именно так. Его мать Калабати всегда обещала надежду: «На дне общества никто не обречен всю жизнь быть неприкасаемым, и никто из самой высокой касты не может думать, что всегда будет решать, кому позволено посещать храм и выполнять священные обряды».

Он объяснил своей аудитории, что в Индии, конечно же, существуют законы против дискриминации и квоты для неприкасаемых, которые помогают получить образование и найти работу, но что только полный запрет кастовой системы может помочь Индии.

«Запрет! Это мое представление о будущем Индии».

Были и другие почетные приглашения. Когда ему позвонили из Уткальского университета культуры в городе Бхубанешвар и сказали, что хотят присвоить ему звание почетного доктора, он не смог противиться и отправился туда. Он был польщен. И горд.

«Когда я был маленьким, они буквально вытирали об меня ноги, а сейчас меня отмыли и возносят на пьедестал. Если люди почитают неприкасаемого с докторским дипломом, значит, человечность побеждает, несмотря на войны и нищету».

Он снова надел темно-синий костюм. Он глубоко вдохнул и вышел на сцену. Под прожекторами было жарко, пот побежал по лицу, сотни взглядов устремились на него. Ему поднесли цветы и надели на плечи оранжевую накидку с блестящей золотой каймой. Речь в его честь была, в соответствии с индийской традицией, выразительной и помпезной.

Только полный запрет кастовой системы может помочь Индии.

«Я не всегда был так счастлив. Будучи молодым студентом, я пытался убить себя и каждый день боролся с голодом», – сказал Пикей в своей благодарственной речи.

Затем он вежливо добавил, что благодаря вдохновению, которое узнал от людей Ориссы, он так далеко продвинулся в жизни – по крайней мере, до желтого домика в лесу недалеко от Бораса.

«Не благодарите меня, благодарите себя», – завершил он свою речь цитатой, которую услышал однажды в выступлении Улофа Пальме[43].

Однажды морозным декабрьским утром Лотта, Эмили, Карл-Сиддхартха и я садимся в самолет в аэропорту «Ландветтер» в Гётеборге, чтобы полететь туда, где раньше простиралось королевство Атмолик. Мы пролетаем над заснеженными сельскохозяйственными угодьями Дании и позеленевшими медными крышами Вены. Мы видим сухие равнины Ирана и лишенные растительности горы Афганистана, по которым более тридцати лет назад я проезжал на моем велосипеде, когда добирался в Швецию. Мы пролетаем над освещенной солнцем долиной реки Ганг и видим медленно ползущие по блестящим рельсам поезда, которые когда-то увезли меня из моей деревни. Под нами земля лесных жителей, где темная и округлая зелень похожа на брокколи. Мы смотрим с высоты на Бенгальский залив, а в глубине материка на длинном желтом песчаном пляже виднеется Черная пагода – храм бога Солнца в Конараке в виде огромной колесницы, – и вот мы приземляемся в родном городе.