Невероятная история Макса Тиволи

– Твоя мама сама пекла этот пирог?

В мягком свете кухонной лампы Хьюго с улыбкой на лице поедал яблочный пирог. У меня кусок в горло не лез, я уже разок ходил в туалет – опорожнять желудок и дышать на зеркало. Я мог только смотреть на мальчика, который, моргая, разглядывал нас и мял в руках кепку. Он пожал плечами.

– Очень вкусно, – похвалил Хьюго.

– Еще бы.

– С твоей стороны было очень великодушно разрешить нам подождать твою маму в доме.

Сэмми снова пожал плечами и посмотрел в сад, где Бастер яростно прыгал вокруг тсуги [6] , перепугав несчастную белку. В ширму-дверь черного хода бился залетевший в дом мотылек, и никто, никто ему не хотел помочь.

– Ты уже ходишь в школу, Сэмми?

– Я учусь в пятом классе колледжа Бенджамина Харрисона. Наша учительница, миссис Макфолл, заболела, поэтому на прошлой неделе нам ничего не задали.

– Она тебе нравится?

– Неплохая. А в следующем году я перейду к миссис Стивенс, говорят, она… – Ты запнулся, не произнеся бранного слова, посмотрел на меня и улыбнулся.

Перед глазами закружились звездочки.

Благодаря Виктору Рэмси я не удивился твоей внешности – не бледная копия миниатюрного папаши, а похожий мальчуган с огромными ушами и светлым вьющимся чубом. Впрочем, ты до неузнаваемости искажал отцовское лицо. Оно ни на минуту не замирало: вытягивалось от скуки, хмурилось в задумчивости; подвижные глаза закатывались, прищуривались и моргали, будто речь Хьюго клонила тебя ко сну; а губы, боже, чавк-чавк-чавкали жвачкой, которую ты уминал будто бетель. На одном локте красовалась свежая царапина и липкое пятнышко сока, на другом – наливался синяк. Даже при нас ты грыз ногти. Время от времени ты вскакивал со стула и кричал что-то Бастеру, который вроде бы и не делал ничего особенного. Однако он был твоим лучшим другом, которого мне так и не удалось заменить. Ты поступил вежливо, когда пригласил нас в дом, узнав, что мы давние друзья мамы, и все же вел себя неучтиво, заставляя сидеть именно на тех стульях и приговаривая: «Не съедайте весь пирог, я берегу его на ужин». По тебе нельзя было угадать, что ты влюблен в девочку по имени Рейчел. Что в своей комнате ты в одиночестве молишься о здоровье матери. Что затем ты представляешь себе жуткую гибель учителей и одноклассников, что подобные мысли заставляют тебя бояться дьявола. Что ты все-таки немного похож на меня. Ничего этого я не заметил. Я увидел в тебе лишь чемпиона по бейсболу, фаната ковбоев, невежду, уверенного, будто каждое его слово – откровение. Я увидел совершенного юного самодура.

– Мы проходим Азию, – заявил ты.

– Звучит неплохо.

Ты скривился от отвращения ко всему этому континенту.

– В том прекрасном месте живет около миллиона прекрасных людей и насчитывается порядка сотни прекрасных народностей, все они похожи как две капли воды и совершенно неразличимы по названиям, ну, кроме Китая, сами понимаете – главный экспортер чая. Или шелка. Или риса. Ну, чего-то такого. И Японии. Хотите послушать мое хокку?

– Конечно.

Ты гордо вскинул голову и продекламировал сей шедевр: