– Вы из клуба?
– Простите?
– Я же говорила, что заплачу только половину взноса. Ради всего святого, я ведь не играю в теннис и не посещаю бассейн. Представляете? Старушки плавают в бассейне, как застарелые кильки в бочке. Я лишь хожу на ежемесячные обеды, где ем лишь суп да рыбу.
– Я не из клуба.
Миссис Леви лукаво улыбнулась и поднесла палец к щеке.
– А жаль. Им следует набрать побольше привлекательных юношей вроде вас.
Она постарела. Волосы посеребрила седина, многие кудрявые локоны, собранные на затылке, выделялись более светлым цветом и явно были накладными. Сложная конструкция венчалась кусочком старых кружев, раньше женщины надевали такое, когда покидали мир красоты. Миссис Леви перестала носить корсет, и многочисленные оборки на корсаже платья скрывали тело, сильно отличавшееся от того, которое я обнимал в саду много лунных ночей назад. Миссис Леви определенно наслаждалась привилегиями возраста и могла вкушать любую пищу, нисколько не переживая из-за фигуры. На шее сияло жемчужное ожерелье, мясистые мочки ушей оттягивали серьги, тяжелые, как у африканской королевы. Лицо казалось более широким, чем я его помнил, щеки пылали искусственным румянцем, нанесенным, видимо, по привычке; тяжелые веки оттеняли глаза, а губы стали такими тонкими, что я с трудом вспомнил их нежный шепот. Признаюсь, я испытал отвращение. Миссис Леви утратила свою красоту. В Саут-Парке она одевалась идеально для своего возраста, однако теперь миссис Леви, похоже, устала от чопорного, сдержанного стиля и превратилась почти в пародию: наполовину – одряхлевшая куртизанка, наполовину – графиня. Я понял, что причудливый дом – ее выбор, ее вкус. Наверное, все мы рано или поздно достигаем возраста, когда утрачиваем воображение.
– Вы мама Элис?
– А-а, так вы ошиблись вдовой? Все мы тут вдовы. Даже Бисти, спаси Господи ее душу, уже пять лет вдовствует, ее муж погиб в аварии на одной из шахт Джорджии. Поразительная женщина.
– У вас милый дом.
– Вздор, но комнаты мне нравятся, я редко их покидаю – не хочется видеть дом снаружи. Не пугайтесь, молодой человек, вам не придется долго болтать со старухой, Элис сейчас придет. Я отправила ее переодеться, раз гость – мужчина.
– Что вы, я восхищен беседой с вами.
– Прекрасный юноша восхищен! Мое сердце трепещет в груди. Ну прямо Шекспир, ей-богу.
Я едва переносил ее кокетство, видя ресницы, с которых от полного надежды хлопанья слетала краска. И все же я находился в безопасности – миссис Леви меня не узнала.
– Как ваше имя? – поинтересовалась она.
– Эсгар ван Дэйлер.
– Вандэйл…
– Ван Дэйлер. – Вандоллар.
– Ван Дэйлер.
– Милый, подобные пустяки меня не интересуют. Мы раньше не встречались? Впрочем, пока Элис не пришла, скажу откровенно.
– Я весь внимание.
– Прежде всего, Элис чистокровная еврейка. Я не потерплю, чтобы вы увлекли девочку, а потом бросили из-за ее происхождения.
– Кровь ничего для меня не значит.
– Кроме того, все мои сбережения перейдут еврейскому образовательному центру, и так захотела сама Элис. Она верит в будущее колониальных колледжей, да и я, надо сказать, тоже. Я говорю откровенно, мистер Доллар. Элис получит лишь драгоценности, которые сейчас на моей скромной персоне.
– Ну и замечательно.
– Замечательна? Я? Что ж, спасибо, конечно, – хихикнула миссис Леви, – однако если вы хотите разбогатеть, то избрали неверный путь.
Тут я непростительно ошибся. С беззаботностью магазинного воришки я сказал:
– Должен сказать вам, миссис Леви, я тоже небогат. Я самый обыкновенный клерк и служу у Бэнкрофта.
У миссис Леви тотчас пропала охота к шутливому флирту. Передо мной появилась вдова с разбитым сердцем, пишущая горькое письмо своему любовнику.
– У Бэнкрофта? – переспросила она. Каждая морщинка на ее лице наполнилась болью, и только в глазах светилась не то забытая ярость, не то особая надежда, так хорошо мне знакомая. Поразительно, люди почти ничего не забывают. Миссис Леви тщательно подбирала слова. – Я знала одного человека, который там работал. Правда, еще до вас.
– Кто же это?
– Мистер Тиволи. Мистер Макс Тиволи.
– Макс Тиволи, – повторил я.
– Вы слышали о нем?
Клянусь, я чуть не сказал ей правду. Я чуть не сознался, чтобы вымолить прощение, и, возможно, поступи я так, сумел бы избежать многих ошибок. Однако я пошел другим путем. Я сказал ей то, что она хотела услышать.
– Он умер до моего прихода.
– А-а.
– Говорят, его убили.
– Жаль. – Миссис Леви чуть не улыбнулась, но мигом вернула лицу прежнее выражение. – Мне пора умолкнуть – дочь пришла. Оставим наш разговор в тайне. – Обрадовавшаяся моей смерти женщина отвернулась и воскликнула: – Господи, Элис, во что ты вырядилась?