Меня это, признаюсь, очень тронуло, во-первых, потому, что это действительно трогательно, а во-вторых, из-за одного разговора с Тольятти, состоявшегося несколько месяцев назад после похорон моей матери.
Однажды мы с Тольятти пошли пообедать, только я и она (Батталья уже в том возрасте, когда с удовольствием использует любой повод, чтобы удрать от родителей, а у нас с Тольятти был непростой период, к тому же началась пандемия, так что, как только рестораны открывались, мы сразу спешили туда), и вот однажды мы сидели вдвоем в ресторане «Остерия Бартолини» в Болонье и о чем-то разговаривали, уже не помню о чем, и я сделал какой-то жест, который, как она тут же заметила, напомнил ей моего брата Эмилио, – мы виделись с ним не так давно, на похоронах моей матери. У нас в семье ни я, ни мать, ни бабушка, ни отец, ни братья – никто никогда не делился своими переживаниями, а если и давал волю эмоциям, то только наедине с собой, за закрытыми дверьми – говорить о своих чувствах у эмилианцев не принято, так нас всех воспитали. А потом наступает такой вот октябрьский день, когда тебе уже пятьдесят семь, и ты сидишь в ресторане «Остерия Бартолини» в Болонье и вдруг делаешь непроизвольный жест, точно такой же, как у твоего брата, которого ты очень любишь (это даже не обсуждается), но которому ты никогда об этом не говорил, и это очень странно, если вдуматься. Более того, ты не только ему никогда этого не говорил – ты даже себе за свои пятьдесят семь лет никогда в этом не признавался.
Ну а теперь вернемся к Иерусалиму.
После эшафота Достоевского ждали острог и каторга, а Иерусалимом стала для него сначала Мария Исаева, на которой он женился, а потом литература, за которую пришлось еще побороться, – предстояло снова получить разрешение писать и вернуться в ненавистный Санкт-Петербург.
В итоге Фёдор Михайлович возвращается в Петербург и окунается в литературный труд. После смерти первой жены Достоевский видит перед собой два Иерусалима: один материальный – он мечтает жить в достатке, другой романтический – он снова хочет жениться.
Когда он решает связать свою жизнь с Анной Григорьевной, кажется, что на какое-то время его главным Иерусалимом становятся деньги, а с 1867 года, сразу после свадьбы, они превращаются в навязчивую идею.
Он женится в феврале, а уже через одиннадцать дней переживает сильнейший приступ эпилепсии – болезни, от которой он страдал всю жизнь, но которой, по мнению Фрейда, у него на самом деле не было.
Появляются новые кредиторы по журналу «Эпоха», который Достоевский издавал вместе с братом, и грозят в случае неуплаты описать обстановку квартиры. Чтобы избавиться от них, Фёдор Михайлович с женой решают на некоторое время уехать за границу.
Денег, которыми располагает Достоевский, на поездку не хватает, и Анна Григорьевна закладывает свою мебель, фортепиано, шубы, золотые и серебряные вещи.
Они уезжают в середине апреля, и перед отъездом Анна покупает записную книжку «с целью записывать все приключения, которые будут встречаться на дороге».
Путешествие действительно обернулось долгим приключением. «Мы уезжали за границу на три месяца, – напишет позже Анна Григорьевна, – а вернулись в Россию через четыре с лишком года».
Первым делом они отправляются в Берлин, затем в Дрезден, и какое-то время их жизнь действительно напоминает медовый месяц. Достоевский показывает жене «Сикстинскую Мадонну» Рафаэля, это приводит ее в восторг. Несколько дней все у них хорошо, а потом Фёдор Михайлович говорит, что, «если бы в Дрездене он был теперь один, то непременно бы съездил поиграть на рулетке».
«К этой мысли муж возвращался еще раза два, – вспоминает Анна Григорьевна, – и тогда я, не желая в чем-либо быть помехой мужу, спросила, почему же он теперь не может ехать? Фёдор Михайлович сослался на невозможность оставить меня одну, ехать же вдвоем было дорого. Я стала уговаривать мужа поехать в Хомбург на несколько дней, уверяя, что за его отсутствие со мной ничего не случится».
Он оставляет Анну в Дрездене, едет в Хомбург и оттуда пишет, что в отеле, где он остановился, «комната
«А зачем ты заплакала, Аня, милочка, меня провожая?» – спрашивает ее Фёдор Михайлович.
На следующий день, 6 мая, Достоевский отправляет новое письмо, в котором обещает жене писать каждое утро, потому что ему этого хочется, – он постоянно думает о ней, и она ему снилась всю ночь.
Потом он сообщает, что «весь день был слаб и расстроен нервами до того, что едва держался на ногах», но тут началась игра, и он уже не мог оторваться.
Играть он начал с утра и к обеду проиграл шестнадцать империалов, больше половины тех денег, что у него были с собой. Осталось двенадцать империалов.
После обеда от отыгрался и даже оказался в выигрыше.