Невероятная жизнь Фёдора Михайловича Достоевского. Всё ещё кровоточит

– Ей-богу, не больно! Скандал вышел, но не больно. Я только один раз отмахнулся, единственно только чтоб отмахнуться. Но тут сам Сатана и подвертел: светло-голубая оказалась англичанка, гувернантка или даже какой-то там друг дома у княгини Белоконской, а которая в черном платье, та была старшая из княжон Белоконских, старая дева лет тридцати пяти. <…> Все княжны в обмороке, слезы, траур по фаворитке болонке – светопреставление! Ну, конечно, ездил с раскаянием, просил извинения, письмо написал, не приняли, ни меня, ни письма. <…>

– Но позвольте, как же это? – спросила вдруг Настасья Филипповна. – Пять или шесть дней назад я читала в «Indépendance» – a я постоянно читаю «Indépendance» – точно такую же историю! Но решительно точно такую же! Это случилось на одной из прирейнских железных дорог, в вагоне, с одним французом и англичанкой: точно так же была вырвана сигара, точно так же была выкинута в окно болонка, наконец, точно так же и кончилось, как у вас. Даже платье светло-голубое!»

Иволгин краснеет, смущенно молчит, мнется и наконец находит оправдание:

«Но заметьте, – всё еще настаивал генерал, – что со мной произошло два года раньше…»

Занятный, прямо скажем, поворот.

Другому генералу, Епанчину, отцу троих дочерей с именами на букву «А», предстояло выдать всех троих замуж, начиная со старшей Александры; ей было уже двадцать пять, и она могла бы выйти замуж за Афанасия Ивановича Тоцкого, сделав очень хорошую партию, но имелась одна «мудреная и хлопотливая помеха», которую звали Настасья Филипповна.

Осиротев еще ребенком, Настасья Филипповна много лет жила в деревне Афанасия Ивановича Тоцкого, который впервые обратил на нее внимание, когда ей было двенадцать лет; он сразу понял, что она обещает в будущем «необыкновенную красоту», и не ошибся.

Он переселил юную Настасью в свой деревенский дом и поручил ее воспитание гувернантке, которая обучала ее французскому языку и разным наукам. Прошло четыре года, Афанасий Иванович велел поселить Настасью Филипповну в тихий домик в далекой губернии и с тех пор каждое лето приезжал к ней и гостил по два-три месяца; «так прошло довольно долгое время, года четыре, спокойно и счастливо, со вкусом и изящно», как пишет Достоевский.

И вот теперь генерал Епанчин, человек богатый, добропорядочный, занимающий высокое положение, не прочь выдать старшую дочь замуж за этого утонченного джентльмена.

И все бы хорошо, если бы не «мудреная и хлопотливая помеха» в лице Настасьи Филипповны.

Дело, впрочем, было не столько в ней, сколько в одном событии, случившемся пять лет назад: после того как она еще девушкой провела в деревенской глуши четыре года и не общалась ни с кем, кроме Афанасия Ивановича и горничной, до Настасьи Филипповны дошел слух, что Тоцкий собирается жениться, и тогда она отправилась к нему в Петербург. С первого взгляда на нее Афанасий Иванович понял, что Настасья Филипповна больше не та наивная девушка, которую он знал, и с ней уже не получится вести себя «со вкусом и изящно»; изумлению его не было предела, когда она рассмеялась ему в лицо и заявила, что «никогда не имела к нему в своем сердце ничего, кроме глубочайшего презрения, презрения до тошноты, наступившего тотчас же после первого удивления. Эта новая женщина объявляла, что ей в полном смысле все равно будет, если он сейчас же и на ком угодно женится, но что она приехала не позволить ему этот брак, и не позволить по злости, единственно потому, что ей так хочется, и что, следственно, так и быть должно».

А значит, так и будет.

И вот проходит пять лет, и Афанасий Иванович подумывает жениться на старшей дочери генерала Епанчина и уже заручился его согласием, но теперь ему необходимо как-то решить этот «мудреный и хлопотливый» вопрос.

Господин Тоцкий вместе с генералом едет к Настасье Филипповне. Афанасий Иванович говорит, что вверяет себя ей и надеется на ее благородное сердце, а генерал, признавая за ней право решать судьбу Афанасия Ивановича, добавляет, что от ее решения зависит судьба его старшей дочери, а в некотором смысле – и двух других дочерей.

В воздухе пахнет карнавалом.

12.13. Карнавал

Михаил Бахтин, выдающийся знаток Достоевского, писал, что в старину во время карнавала вся иерархия на один день переворачивалась с ног на голову: бедняк становился богачом, а богач – бедняком, король становился шутом, а шут – королем.

В произведениях Достоевского героям не нужно ждать карнавала, чтобы перевернуть все с ног на голову, это происходит постоянно, как в упоминавшихся сценах с Настасьей Филипповной и двумя генералами – Иволгиным и Епанчиным; при этом в иерархии «Идиота» по шкале Меркалли[73] генералы – фигуры гораздо менее влиятельные, чем Настасья Филипповна (приношу свои извинения Михаилу Бахтину, царствие ему небесное, и сочувствую бахтинистам, если им вдруг попадется на глаза это несколько примитивное изложение идей великого литературоведа).