Со всей быстротой, на какую я был способен, я написал отчет о том, чему был свидетелем, и когда Бочколобый сообщил об этом собравшимся формифолкам, тысячи рук взметнулись в воздух в знак смешанного испуга и удивления, и мы с Балджером в их бешеном порыве, чуть не были задушены поцелуями и ласками.
Как только волнение немного улеглось, сразу же образовался Большой круг, и я был удостоен места в нем, а когда моя записка была передана, тысячи рук дали знаки согласия.
Мой план был прост: проложить трубу между Уфаслоком и новой камерой и наполнить смертоносным паром помещение, в котором обосновался гигантский монстр. Таким образом, его смерть будет счастливой, как будто просто началом ещё одного из его долгих снов.
Это было сделано сразу же, предварительно позаботившись о том, чтобы двери новой камеры были идеально герметично закупорены. Я был первым, кто вошел в пещеру после казни чудовища, и обнаружил, к своей радости, что моя оценка его длины и ширины была правильной почти до дюйма. У меня всегда был прекрасный глазомер.
Увидев, что Балджер поднялся на задние лапы и пытается что-то сдвинуть со стены, я подошел к нему, чтобы помочь.
Увы! Это был планшет Надутой губы. Она что-то писала на нем, и когда ужасное чудовище приблизилось к ней, она протянула руку и повесила его на серебряную булавку на стене. Когда соодопсии прочитали то, что написала их бедная сестра, они все сели и заломили руки в молчаливом, но ужасном горе. Там было написано следующее: «О мой народ! Почему ты покинул меня? Воздух дрожит, все вокруг наполнено удушающим запахом. Неужели я должна умереть? Увы, я боюсь этого, и все же мне так хотелось бы еще раз ощутить прикосновения моих близких! Земля дрожит; я чувствую его дыхание на своем лице; я устала, почти теряю сознание, пытаясь вырваться от него. Я больше не могу писать. Не горюйте слишком долго обо мне. Это была моя вина. Я осталась позади, хотя должна была последовать за вами. О, ужас, ужас! Прощайте! Теперь я ухожу. С любовью ко всем – прощайте!»
Подождав несколько дней, пока горе формифолков немного рассеется, я попросил их прислать несколько своих самых искусных рабочих, чтобы помочь мне снять великолепный панцирь с мертвого чудовища, чье тело было скормлено рыбам. Они не только сделали это, но и предложили превратить его в прекрасную лодку для меня, чтобы, когда я решу проститься с ними, я мог уплыть из Серебряного города, а не тащиться по Мраморной дороге. Работа шла полным ходом. Сначала за дело взялись полировщики, и через несколько дней могучий панцирь засверкал, как дамский гребень. Затем изящные и искусные мастера по серебру приступили к своей части работы, и скоро лодка была снабжена серебряным носом, причудливо вырезанным, как шея и голова лебедя, тут и там были разбросаны красивые резные украшения и изящная пара серебряных весел с серебряным рулем, красиво выгравированным, от которого отходили две маленькие шелковые веревки, были добавлены к снаряжению. Я никогда не видел ничего и вполовину столь богатого и редкого, и я был горд этим, как молодой король своим троном, пока он не обнаружил, что он так похож на мой корабль из панциря.
Наконец настал день, когда я должен был прощаться с нежными соодопсиями.
Они выстроились вдоль берега, а мы с Балджером заняли свои места в лодке, которая как живое существо, лежала на воде.
Балджер с большим достоинством занял свое место на корме, держа в зубах румпельные канаты, готовый тянуть их в обе стороны, куда я прикажу; а я поставил серебряные весла на место, навалился на них всем своим весом, и мы быстро и бесшумно заскользили по поверхности тёмной и медлительной реки.
Через несколько мгновений не осталось ничего, кроме слабого мерцания, напоминающего нам о чудесном Серебряном городе, где безмолвные формифолки живут, любят и трудятся, даже не думая о том, что могут существовать люди счастливее их. Ведь они уже разрешили великую проблему, с которой мы, люди верхнего мира, всё ещё боремся.
Глава XXI