Осмелюсь заметить, дорогие друзья, что вы ломаете себе голову над тем, как я мог уплыть из чудесного города формифолку, ни разу не приставая к берегу. Ах, вы забываете, что за штурвалом стоял остроглазый Балджер и что он не в первый раз вел меня сквозь непроницаемую для моих глаз тьму; но более того: вскоре я обнаружил, что плеск моих серебряных весел держит моих маленьких друзей, огненных ящериц, в постоянном состоянии тревоги, и хотя я не слышал потрескивания их хвостов, все же крошечные вспышки света превосходно очерчивали берег. Итак, я решительно двинулся вперед, вниз по этой тёмной и безмолвной реке, ибо там было течение, хотя и едва заметное, по нему мы Балджером неслись в прекрасной лодке из черепахового панциря с носом из резного и полированного серебра.
Во время моего пребывания в стране соодопсий я однажды, навещая Бочколобого, заметил среди его диковинок красиво вырезанную серебряную лампу с помпейским узором. Я спросил его, знает ли он, что это. Он ответил, что да, добавив, что это, несомненно, было принесено из верхнего мира его людьми, и умолял меня принять ее на память. Я так и сделал и, покидая Серебряный город, наполнил ее рыбьим жиром и приладил к ней шёлковый фитиль. Хорошо, что я это сделал, потому что через некоторое время огненные ящерицы совсем исчезли, и мы с Балджером остались бы в полной темноте, если бы я не вытащил свою прекрасную серебряную лампу, не зажёг ее и не подвесил к клюву серебряного лебедя, который изогнул свою изящную шею над носом нашей лодки.
Пройдя на веслах достаточно долго, мы с Балджером перекусили, и снова пустились в плавание по тихой реке, уже не окутанной непроницаемым мраком.
Не успел я сделать и полудюжины гребков, как вдруг одно из моих весел было почти вырвано из моей руки яростным рывком какого-то обитателя этих тёмных и медлительных вод. Я решил ускорить ход, чтобы избежать ещё одного такого рывка, потому что серебряные весла, изготовленные для меня соодопсиями, были очень тонкой работы и предназначались только для очень бережного использования. Внезапно другое мое весло снова резко щелкнуло, и на этот раз животному удалось удержать его, потому что я не смог вырвать весло из его хватки, боясь сломать его. Это оказалось большое ракообразное из семейства крабов, а молочно-белый панцирь придавал ему призрачный вид, когда он боролся в черной воде, отчаянно пытаясь удержать весло. В следующее мгновение такое же существо крепко ухватилось за другое мое весло, и мы с Балджером оказались совершенно беспомощны. Но хуже всего было то, что тёмные воды теперь были довольно оживлены и другими белыми стражами этого подземного потока, каждый из которых, по-видимому, стремился немедленно положить конец нашему продвижению через их владения. Они предприняли серию яростных попыток ухватиться за борта нашей лодки своими огромными клешнями, но, к счастью, ее полированная поверхность сделала это невозможным для них.
До этого момента Балджер не шевельнул ни единым мускулом и не издал ни звука, но теперь его резкое рычание сказало мне, что на его конце лодки произошло что-то серьёзное. Это было действительно серьёзно, потому что несколько самых крупных свирепых ракообразных схватились за руль и стали дергать его из стороны в сторону, словно пытаясь оторвать. Каждая попытка, конечно, заставляла его дергать за канаты, зажатые между зубами Балджера; но, собравшись с духом, он как только мог, сопротивлялся их яростным усилиям, и сумел на время спасти руль.