Невероятное путешествие из Нью-Йорка в Голливуд: без денег, но с чистым сердцем

— Уверяю вас, чтобы объяснить все, нужно больше времени, чем у нас есть. Сейчас же я могу сказать, что просто не принимаю наличные. Только еду и крышу над головой.

— О, понимаю. Таким образом вы не превращаетесь в обычного попрошайку. А что насчет того… — этот парень был настойчивым человеком, — если я подброшу эти 20 баксов в воздух и отвернусь. Как если бы я просто обронил их, понимаете? А потом вы будто случайно их найдете, и никто об этом даже не узнает.

Кинамон задумчиво разглядывала незнакомца, и я мог бы поклясться, что заметил тень улыбки на ее лице. Несколько мгновений я боролся с искушением принять предложение.

— Прости, друг, но я действительно не могу принять денег. Мне реально хотелось бы, но если я сделаю это, то нарушу собственные правила.

— Значит, ты честный человек. Я уважаю это. Что ж, желаю удачи, — сказал он, от души похлопав меня по плечу. — Думаю, она тебе понадобится!

На углу улицы наши с молодым человеком пути разошлись. Кинамон теперь немного сбавила темп. Похоже, доброта иногда способна пробить себе дорогу даже сквозь глубоко погруженное в паранойю сознание. Или, по крайней мере, оставить в нем свой след.

Регистрируясь в мотеле, Кинамон снова сменила имя: теперь она была Барбарой.

— Ты всегда так делаешь? — спросил я ее, когда она убрала свой бумажник, и мы направились к грязному лифту гостиницы.

— Конечно, Леон, — со знанием дела ответила она. — Знаешь ли ты, что будет, если они найдут меня?

Я этого не знал и знать не хотел. Уже становилось поздно, и единственным моим желанием было оказаться в постели, на мягкой подушке, где я мог бы спокойно проспать несколько часов и увидеть во сне пологие холмы старой доброй Англии. У Кинамон, однако, была другая идея.

Она вставила карточку — ключ в замок звери, щелкнула выключателем, зажигая свет, и приступила к своей миссии: в лучших традициях шпионских боевиков принялась за осмотр ванны. Мне оставалось только ждать, наблюдая за процессом. Она заглянула под кровать, проверила прикроватные тумбочки. Пробежалась пальцами по поверхности раковины и ванны, чтобы убедиться в их чистоте. Откинула крышку унитаза, подняла седушку. У нее ушло добрых пять минут на осмотр шкафа для одежды, затем она принялась перетряхивать сиденья кресел. Она извлекла батарейки из телевизионного пульта, выкрутила лампочки из всех светильников. Когда она залезла на стол, чтобы изучить противопожарную систему, я вынужден был спросить: «Что ты делаешь, Кинамон?»

Даже не поворачиваясь в мою сторону, она ответила: «Проверяю, не успели ли они здесь побывать». ЦРУ, объяснила она мне, расставило жучки прослушки в большей части отелей страны. Она взяла себе за правило прежде всего проверять номер на наличие подобных устройств. Кинамон сказала, что не может быть и речи о сне, пока она не удостоверится, что находится в безопасности, и никто из посторонних не сможет услышать наших разговоров.

— Что ж, хорошо, что ты знаешь, что делаешь.

— Да, Леон, — она посмотрела на меня с высоты стола, — я всегда знаю, что я делаю.

Мы спустились в маленькую столовую, расположенную рядом с фойе отеля, для позднего ужина. Я продолжал спрашивать себя: была ли Карен/Кинамон/Барбара действительно безумной? Или же она просто на время утеряла душевное равновесие? Или же, что самое важное, хотя и невероятное, она вовсе не была сумасшедшей, будучи посвященной в некую правду об Америке и мире вообще, которую я просто не знал? Я до сих пор не мог сказать, верю ли я всем тем историям, которые она рассказывала мне. Временами мне казалось, что я начинаю верить, однако затем она говорила нечто настолько нелепое, что я быстро возвращался в чувства. Моя мать часто говорила, что способна определить, в своем ли уме человек, внимательно посмотрев ему в глаза: у сумасшедших взгляд должен был светиться безумным светом, гораздо более ярким, чем светится взгляд человека с ясными мыслями. До сих пор подобного я у Кинамон не наблюдал. Однако, говорил я себе, возможно, это происходит с ней только по ночам. На улице тем временем заметно темнело.

Мы поужинали бургерами, жареной картошкой и колой (это было практически все из американской кухни, что я пробовал с начала путешествия) и обнаружили, что наш вечер близится к завершению.

«О, Леон, я прекрасно провела время!» — вздохнула Кинамон, упав на кровать. Теперь она лежала, оперевшись на локоть. Я сел на свою постель, более чем немного напуганный перспективой того, что может произойти дальше. Конечно, она не думает, будто мы можем… Или думает? Мое сердце бешено стучало, мой мозг посылал мне сигнал тревоги. Если она сделает первый шаг, как я смогу разрешить ситуацию? Разумеется, у нее нет ни малейшего повода полагать, будто мы заключили некую сделку…

— Ты прекрасен, Леон, — сказала она, мягко улыбаясь и пристально смотря мне в глаза.

Вот это было совсем нехорошо. Получил я комнату бесплатно или нет, я не мог этого себе позволить.

— Ты, хм, ты лучше поспи немного, — сказал я ей самым отеческим тоном. — У нас у обоих был тяжелый день, а завтрашний обещает быть не легче.