Невероятное путешествие из Нью-Йорка в Голливуд: без денег, но с чистым сердцем

— Ах да, завтра, — я явно расстроил ее, — завтра… Ты же пойдешь со мной, правда, Леон? Я не хочу идти в токсикологический центр одна.

Мое сердце вернулось в нормальный ритм. Мы избежали того, что немыслимо было даже представить.

— Да, да, конечно, я пойду с тобой. Но прямо сейчас нам надо спать, чтобы ты могла отдохнуть и подготовиться к завтрашнему дню.

Она отвернулась от меня и заснула, прежде чем я успел выключить свет.

Я лежал при свете маленького ночника, отбрасывающего на дальнюю стену комнаты странные тени. Комната была мне столь же чужой, как и все подобные номера, в которых я бывал: стены, крашеные желтым, скрипучая кровать, застарелый запах плесени и сигаретного дыма. Я думал о своем отце, чья жизнь проходила в номерах отелей, разбросанных по всему миру, каждый из которых был для него чужим, каждый отличался от предыдущего достаточно для того, чтобы ощущаться незнакомым местом, и каждый был похож на предыдущий в той мере, чтобы не оставить о себе воспоминаний. Я стал составлять в уме перечень мест, где побывал отец. Что он увидел за свою жизнь? Страны далеко на Западе и далеко на Севере, Солнце, Море и Горы. Затем я вспомнил, где же был я сам. Морские круизы, самолетные и автомобильные туры. Отец был очень далеко, и в то же время он был здесь, со мной. Лежа в той комнате, я понял, что отец был причиной того, что я оказался здесь. Это был, возможно, лучший дар, который он мне преподнес, даже не осознавая, что он для меня сделал, дар, который побуждал меня представлять себе другой мир и мечтать о далеких странах. Отец покидал дом, так как этого требовала его работа, однако путешествия никогда не были для него просто обязанностью. Наоборот, и теперь это было ясно для меня, он сам выбрал такую работу, которая могла удовлетворить его желание посмотреть мир. Он постоянно находился в пути, в поисках новых приключений. И хотя я никогда с ним не ездил, все же я следовал за ним по пятам. Он сделал из меня путешественника, сначала пускающегося в путь, чтобы найти одиночество, затем — чтобы быть вместе с людьми.

Почему я никогда не понимал этого прежде? Сейчас же все стало для меня очевидным. Отец был так разочарован, когда я сказал ему, что дело его жизни, его компания, — это не то место, где я вижу себя в будущем. Я мог читать это на его лице, слышать в его голосе: почему ты делаешь это, почему ты уходишь?

«Не могу обещать, что твое место будет свободным, когда ты вернешься», — сказал он мне в день моего отъезда в Америку.

«Я не могу обещать, что вернусь», — ответил я ему тогда.

В тот момент ни один из нас не понимал главного. Я уходил туда, куда сам отец показал мне путь. Если убегающая вдаль дорога и призывала меня, то только потому, что он научил меня слышать ее голос.

Следующим утром я под завязку набил желудок за шведским столом, поглотив апельсиновый сок, молоко, хлопья, изюм, яйца, бекон, пончики, круассан и вафли. Это зрелище было, полагаю, отвратительным, но я не знал, когда следующий раз выпадет возможность поесть. Обслуживающий персонал отеля смотрел на меня с подозрением.

Кинамон ограничилась единственной чашечкой кофе, который пила маленькими глотками. Я знал Кинамон менее 24 часов, однако у меня было странное чувство, что на самом деле мы скитаемся вместе уже несколько месяцев. Когда путешествие проходит в экстремальных условиях, время сливается для вас в один нескончаемый отрезок: часы становятся днями, а дни превращаются в месяца.

Токсикологический центр полностью окутал ее мысли, момент истины быстро приближался. Кинамон расплатилась за номер, и мы запрыгнули в маленький автобус отеля, который доставил нас до пункта проката машин.

— Я могу попросить у тебя твою кредитку? — спросила Кинамон.

Я замер в молчании.

— Кинамон, у меня нет кредитки, помнишь? У меня вообще нет денег.

— Да, да. Попытаюсь снова воспользоваться своей, однако не знаю, сколько раз это еще сработает.

Кредитка сработала, мы получили машину. Дальнейшие планы моей спутницы относительно токсикологического центра были более серьезные, чем я мог себе представить. Она более не хотела обращаться в токсикологический центр Ричмонда. «Они уже добрались до здешних врачей», — убеждала меня она. Вместо Ричмонда она хотела, чтобы оба мы отправились в Шарлотсвилль, находящийся в полутора часах езды к западу от Ричмонда. Она твердо решила обратиться в токсикологический центр там. Я сильно в этом сомневался, однако дальнейшее продвижение на запад совпадало с моими целями, и поэтому я согласился, успокоив Кинамон и заверив ее, что по-прежнему согласен сопроводить ее в токсикологический центр, где бы он ни находился.