Невероятные похождения Алексиса Зорбаса

С той минуты, как в голове у нее возникла великая надежда на свадьбу, старая русалка утратила все свое невыразимое словами сомнительное очарование. Она старалась забыть прошлое и сбросить с себя яркое оперение, в которое облеклась, ощипывая пашей, беев, адмиралов… Она возжелала стать серьезной, хозяйственной наседкой. Честной женщиной. Она больше не красилась, не наряжалась и не мылась. От нее стало дурно пахнуть.

Зорбас молчал и раздраженно теребил свои крашеные усы. Он нагнулся, зажег примус, поставил джезву для кофе.

– Бессердечный! – раздался вдруг голос старой шансонетки.

Зорбас поднял голову, посмотрел на нее, и глаза его подобрели. Он не мог слышать обращенного к нему умоляющего крика женщины, чтобы при этом внутри него не перевернулось все вверх дном. Одна женская слеза могла утопить его.

Не говоря ни слова, Зорбас положил в джезву кофе и сахару и помешал.

– Почему мы уже столько времени не венчаны? – ворковала старая русалка. – В селе показаться стыдно. Я опозорена! Я опозорена! Я покончу с собой!

Я устало прилег на постель и, опершись о подушку, испытывал непередаваемое наслаждение, наблюдая эту потрясающую своим пафосом комическую сцену.

Мадам Ортанс уже подошла к Зорбасу и коснулась его колен.

– Почему ты не привез венки? – спросила она душераздирающим голосом.

Зорбас почувствовал, как пухлая рука Бубулины дрожит у него на колене. Это колено было последним клочком твердой земли, за который цеплялась тысячекратно терпевшая кораблекрушение.

Зорбас хорошо знал это, и сердце его смягчилось. Однако он все так же молчал, разливая кофе в три чашки.

– Почему ты не привез венки? – снова раздался исполненный отчаяния голос.

– В Кастро хороших не было, – ответил Зорбас. – Он раздал чашки и уселся на корточках в углу. – Я написал в Афины, чтобы нам прислали такие, как нужно, – продолжал Зорбас. – И белые лампады заказал, и конфеты – все из шоколада с толченым миндалем…

По мере того как он говорил, фантазия его разыгрывалась все буйнее, глаза сверкали, и, словно поэт в огненный миг творения, Зорбас воспарял в небесные выси, где ложь и правда встречаются, становясь родными сестрами. Теперь он отдыхал, сидя на корточках, шумно потягивал свой кофе и курил сигарету: день прошел хорошо, лес был у него в кармане, он был доволен. А потому Зорбас разошелся:

– Наша свадьба, Бубулина, должна прогреметь на весь мир. Вот увидишь, какое я тебе свадебное платье заказал! Потому-то я и задержался на столько дней в Кастро, дорогая. Я выписал двух знаменитых портних из Афин и сказал им: «Невесте моей нет равных ни на Востоке, ни на Западе! Она была королевой четырех держав, а теперь, после смерти держав, овдовела и соблаговолила выйти за меня. Поэтому я хочу, чтобы и ее свадебное платье не имело себе равных; все из шелка и жемчуга, на подоле нашейте золотых блесток, на правую грудь – солнце, на левую – луну!» – «Но тогда при виде его все будут слепнуть! – воскликнули портнихи. – Зрение будет портиться!» – «Ну и пусть портится! – воскликнул я. – Да здравствует моя любовь!»

Мадам Ортанс слушала, прислонившись к стене. Масляная, совсем плотская улыбка расползлась по ее дряблому морщинистому личику, а розовая ленточка на шее чуть не разорвалась.

– Хочу тебе кое-что сказать на ухо… – прошептала она, глядя на Зорбаса осоловелыми глазами.

Зорбас подмигнул мне и наклонился к мадам.

– Я кое-что принесла тебе сегодня, – прошептала будущая невеста, касаясь язычком огромного волосатого уха.

Она вытащила из-за пазухи платочек с узлом на одном конце и подала его Зорбасу.

Зорбас взял двумя пальцами платочек, положил его на правое колено, а затем повернулся к окну и посмотрел на море.

– Не хочешь развязать узел, Зорбас? – спросила мадам. – Тебе совсем не интересно, бедняга?

– Выпью сперва кофейку да выкурю сигаретку, – ответил Зорбас. – Узелок я уже развязал и, что там внутри, знаю.

И он с укором поглядел на меня, словно говоря: «Ты во всем виноват!»

– Завтра будет сирокко, – сказал Зорбас. – Погода переменилась. Деревья распустятся, груди у девушек разбухнут так, что и в блузах не удержатся… Весна-плутовка, изобретение Сатаны!

Он немного помолчал и заговорил снова:

– Все, что есть хорошего в этом мире, – изобретения Сатаны. Красивую женщину, весну, вино – все это сотворил Сатана. А Бог сотворил монахов, посты, шалфей да дурнушек – тьфу, пропади они пропадом!

Сказав это, Зорбас бросил свирепый взгляд на злосчастную мадам, которая слушала его, забившись в угол…

– Зорбас… Зорбас… – время от времени умоляла она.

Но тот закурил новую сигарету и смотрел на море.

– Весной, – продолжал он, – царствует Сатана. Распускают пояса, расстегивают блузочки, старухи вздыхают… Эй, госпожа Бубулина, не протягивай крюки!

– Зорбас… Зорбас… – снова взмолилась мадам, нагнулась, взяла платочек и сунула Зорбасу в руку.

Тот отшвырнул прочь сигарету, схватил узелок, развязал его и уставился на свою раскрытую ладонь.

– Это еще что такое? – спросил Зорбас с отвращением.