После продолжительного греческого словопрения мы приняли решение, что все греки соберутся со своими мулами, конями, быками, овцами, женщинами и детьми и на рассвете мы все вместе двинемся на север. Я пойду впереди, как баран-вожак.
Как во времена легендарных родоначальников, переселение народа через горы и равнины с легендарными названиями. Я буду своего рода Моисеем, лже-Моисеем, который поведет избранный народ в Землю обетованную, как ты называешь Грецию. Конечно же, я должен быть на высоте Моисеевой миссии и не посрамить тебя, выбросить мои изящные гетры, над которыми ты так насмехался, и закутаться в овчину. Кроме того, мне нужно иметь длинную, всклокоченную, засаленную бороду и главное – пару рогов. Но, к сожалению, этого удовольствия я тебе доставить не могу: ты скорее заставишь меня изменить душу, чем одежду. Я ношу гетры, гладко выбрит и холост.
Надеюсь, ты получишь это письмо, которое может оказаться последним, дорогой учитель. Никому это не известно. Я полагаюсь на таинственные силы, которые якобы защищают людей. Я верю в слепые силы, которые разят направо и налево без злости, без определенной цели и убивают того, кто окажется рядом. Если я уйду с земли (пишу «уйду», чтобы не употреблять соответствующего слова, пугая им и тебя, и себя самого), итак, если я уйду с земли, тогда – прощай, дорогой учитель! Стыдно, но нужно признаться, ты уж прости: и я тоже очень полюбил тебя.
А внизу – сделанная наспех приписка карандашом:
P. S. О соглашении, заключенном на пароходе при моем отъезде, я не забыл. Если мне суждено «уйти», я поставлю тебя в известность, где бы ты ни находился, не бойся.
XIII
Прошло три дня, прошло четыре, пять дней, а Зорбаса все не было.
Когда прошло уже шесть дней, я получил из Кастро письмо – пространное признание на многих страницах. Письмо было написано на розовой бумаге, а в углу было нарисовано насквозь пронзенное стрелой сердце.
Я внимательно прочитал письмо и привожу здесь его текст с попадающимися то тут то там греческими выкрутасами, приведя в порядок только его изящную орфографическую безграмотность. Перо Зорбас держал как тесло, опускал его с силой, и поэтому во многих местах бумага была разорвана или усажена кляксами.
Дорогой хозяин, господин капиталист!
Прежде всего намереваюсь спросить о благополучии вашего здоровья, мы же здравствуем прекрасно, слава богу.
Я издавна уразумел, что появился в мире не конем и не быком: только животные живут, чтобы жрать. Дабы избежать вышеупомянутого обвинения, я денно и нощно творю дела, подвергаю опасности мой хлеб ради идеи, а переворачивая пословицу: «Лучше журавль в небе, чем синица в руке».