— В общем, ты прав, — ответил Владимир, положив ветку на траву. — Хотя система обучения просто великолепная. Если бы я так обучался в своё время, я бы только и делал, что учился!
— Так займись тем, что тебе было бы интересно. Ты ведь знаешь, как себя развлечь.
— Поиграй в мячик! — подсказал Сёма.
— В мячик мы обязательно с тобой поиграем, но потом, — нагнувшись и погладив ребенка по мягким светлым волосам, сказал Владимир. — А сейчас я ненадолго отлучусь. Увидимся вечером, за ужином.
Подмигнув Системе, он вызвал панель меню и выбрал свой любимый турецкий отель. Тут же между двумя березками появилась дверь, открыв которую Кипятков увидел «Баттерфляй» и почувствовал запах моря.
— До встречи, — сказал он Сёме с Системой и скрылся за дверью.
И всё повторилось, как в прошлый раз: пальмы, песок, море, яркое солнце, под лучами которого можно и загореть, и сгореть. Это был искусственный рай, который не хотелось покидать. Но выходить из искусственно созданной реальности всё же приходилось, когда наступало время ужина и сна. В такие моменты появлялся Клуни и безапелляционно заявлял: «На сегодня хватит!»
А за ужином Сёма, как правило, делился своими впечатлениями и полученными знаниями. Говорил он чисто, не картавя и не шепелявя, с каждым днем его словарный запас пополнялся новыми словами. И, если сначала он мог описать весь свой день несколькими предложениями, то позже он мог часами рассказывать о своих успехах, напрочь забывая о еде. Казалось, он мог бы говорить до утра, если бы не Клуни, который в свойственной ему манере говорил:
— Вообще-то вы здесь собрались для совместного приема пищи. И во время еды разговаривать не рекомендуется!
Ребенок замолкал, но ненадолго. Через какое-то время его опять «прорывало» и он продолжал рассказывать. Обычно к этому моменту Кипятков заканчивал с трапезой и играл со столом в шахматы или в карты, периодически говоря:
— Ой, как здорово!.. Молодец, сынок!.. Я горжусь тобой!
К слову сказать, кухонный стол был гаджетом. Его крышка была большим сенсорным экраном. Клуни стал ставить этот стол в столовой именно по просьбе Владимира, у которого хронически не хватало терпения, и усидчивости, чтобы выслушать речь мальчика от начала и до конца. А так он и с сыном мог пообщаться, и время интересно провести.
Изначально Владимир избегал слов «отец» и «сын», панически боясь их. Заметив это, Джорж как-то сказал ему:
— Не бойся называть вещи своими именами!
— Что ты имеешь в виду? — не понял Кипятков.
— То, что ты и есть отец этого ребенка!
— А ещё и мать! — Владимир тогда подумал, что Система, как всегда, не поймет его шутки, но Джорж, похоже, понял.
— Я не рассказал тебе всей правды о нем, что разрешает мне делать Инструкция, если это в чьих-либо интересах. В данном случае это был чисто научный интерес. Я оплодотворил твоим семенем неоплодотворенную икринку эльфа. Это был эксперимент, который удался…
Услышав это, Владимир чуть не лишился чувств. И он упал бы, не подхвати его под руки, как всегда, оказавшийся в нужное время в нужном месте РП-3. Немного придя в себя, Владимир произнес:
— А я думаю: какого хрена он так на меня похож?
И действительно, чем быстрее мальчик рос, тем больше походил Кипяткова, каким он помнил себя по детским фотографиям: Сёме месяц — это Вовочка в трёхлетнем возрасте, в детском саду; Сёме полгода — просто вылитый Вова-первоклассник; в годовалом возрасте Семён — это Владимир в девятом классе, когда на лице начинала пробиваться первая растительность.
— Так он через год в старика превратится! — сказал как-то Кипятков Системе.
— Нет, — Клуни отрицательно покачал головой. — Он будет развиваться до тех пор, пока окончательно не сформируется как мужчина.
— Свежо придание, но верится с трудом…
Конечно, Владимир в тот момент не поверил Системе, но к двум годам, когда Семён выглядел на двадцать три-двадцать пять лет, его взросление прекратилось, и он перестал меняться. В то же время Джорж закончил его обучение, даже диплом выдал с печатью Университета К.К. Козявкина. Во вкладыше, помимо универсального гуманоидного языка и истории происхождения гуманоидов, были такие учебные дисциплины, как: кибернетика, программирование, магнитные двигатели, робототехника.
Это были далеко не все предметы, которые Владимир увидел на первом листе вкладыша в диплом. Всего вкладыш состоял из трех листов. Разумеется, многие дисциплины были записаны с орфографическими ошибками, но Владимир уже привык не обращать на них внимание. Он был уверен, что все равно когда-нибудь научит Сёму писать без ошибок, и сможет объяснить ему, что в любой программе бывают сбои.