Невероятные приключения Владимира Кипяткова

Кошка в это время замерла. Похоже, она так была удивлена происходящим, что напрочь забыла о том, что хотела напасть на людей. Взгляд её зеленых, готовых вот-вот выпрыгнуть из орбит глаз был прикован к Сёме, раскручивающему над головой жабу. Каждый раз, делая оборот в воздухе, жаба громко квакала, словно отсчитывая круги и, когда Сёме, несмотря на приличный вес жабы, всё-таки удалось придать ей достаточное ускорение, он разжал руки. Пронзительно квакнув в очередной раз, жаба со скоростью пушечного ядра полетела в кошку. Раздался глухой звук удара, вслед за ним послышался кошачий визг, от которого у людей завибрировали барабанные перепонки. В следующее мгновение и кошка, и жаба превратились в один желто-зеленый клубок, катающийся по земле и издающий противные звуки. Иногда клубок замедлял вращение. Тогда можно было увидеть, как жаба обвила шею кошки липким зеленоватым языком и намертво прилипла к её морщинистой коже, вонзив в неё когти передних и задних лап. Было видно, как кошка царапает бока и брюхо жабы, пытаясь высвободиться. А жабий язык, как питон, всё сильнее и сильнее сдавливал её шею. Постепенно темп схватки ослабевал. Кошачий визг становился всё тише, переходя в хрип. А жабье кваканье превратилось в тихое бульканье, когда фонтаны крови вырывались из её распоротого живота, из широко разинутого рта и из ноздрей.

В какой-то момент противники прекратили двигаться. Они лежали на боку, прижавшись друг к другу, как любовники. Пасть кошки была оскалена в предсмертном оскале, а правый, остекленевший глаз жабы, не мигая, смотрел на людей. Жаба будто хотела перед смертью внимательно рассмотреть тех, из-за кого ей пришлось совершить самый длинный и последний в своей жизни прыжок, пожертвовать собой ради спасения их жизней и здоровья.

Трава в радиусе пяти метров была примята, залита кровью и желтоватой жидкостью. По земле тянулись колбаски жабьих кишок, издавая неприятный запах.

– Отец, как тебе моя задумка? – Сёма зажимал нос рукой, а потому вопрос получился, как: «Офес, как тефе моя сатумка?»

– Нормально, – ответил Владимир. В отличие от сына, он не зажал нос рукой, а потому, как только он вдохнул этот запах – запах тины, мертвечины, крови и фекалий, – его желудок сразу же вывернуло наизнанку. Он блевал непереваренными оранжевыми ягодами, сгибаясь пополам, будто кланяясь жабе, которой был обязан жизнью. Когда блевать уже было нечем, пошла желчь, и Кипятков уже подумал, что сейчас выблюет желудок, но тут сзади к нему подошла Ольга.

– Пожуй это, – сказала она, протягивая Владимиру побег растения, похожего на клевер. – Как только прожуешь – глотай.

– Ага, – не глядя в сторону Ольги, чтобы она не видела рвоты в уголках его перекошенного рта и не увидела слезящихся глаз, Владимир запихнул в рот побег и принялся его жевать. На чудо он не надеялся, так как не верил в фитотерапию, но, к удивлению Кипяткова, оно стало происходить: желудок прекратил свои судорожные сокращения, и во рту стало свежо, как от жевательной резинки. И запах разбросанных по земле жабьих потрохов уже не вызывал рвотный рефлекс.

– Тебе лучше? – спросила Ольга, внимательно глядя на своего «великолепного».

– Да, – ответил Владимир, выпрямившись и вытирая ладонью рот. – Спасибо тебе, любовь моя.

– Пожалуйста, – улыбнувшись, ответила Ольга. – Я всегда тебе рада услужить.

– Да-да! – вклинился в их разговор Сёма. – А всё потому, что он – великолепный… Давайте уже ускоримся, а? Теряем время!

И тут произошло ещё одно чудо, к которому Кипятков был явно не готов: когда он проглотил образовавшуюся во рту зеленую кашицу, с организмом стали происходить странные метаморфозы: Владимир почувствовал бодрость и прилив сил. Причем, на него так «накатило», что захотелось не идти, а бежать. И он чувствовал, что может бежать очень быстро и долго, пока не добежит до этого сраного портала.

– Не мешайся под ногами! – он тут же отпихнул в сторону сына и пошел первым. Пробовал бежать, но в густом лесу особо не разгонишься, поэтому он просто перешел на быстрый шаг.

Оглянувшись, Сёма спросил у Ольги:

– Ты что ему такое дала?

– Освеж-траву, – невозмутимо ответила та, которую Владимир выбрал на роль мачехи человека-эльфа. – Похоже, ему стало лучше.

– Я бы сказал, что ему не просто лучше, а очень хорошо!

А ему действительно было хорошо. Это было самое настоящее опьянение – то, чего после операции по пересадке органов, если верить Системе, с ним не должно было произойти. Мир вокруг него вдруг стал более объемным и красочным. Кипяткову хотелось обнять его, слиться с ним – с этими большими жуками и жирными белыми червями под ногами копошащимися, с мерзкими слизняками, с чахлыми, будто больными деревцами.

А ещё он увидел стаю огромных лысых крыс. Они бежали за людьми, но держались на почтительном расстоянии. Ранее вид этих крыс вызвал бы у Кипяткова чувство беспокойства, но сейчас они были ему даже симпатичны. Ему было забавно наблюдать за тем, как они ползают в траве, перепрыгивают через стволы поваленных деревьев и, встав на задние лапы, нюхают воздух.