Через некоторое время их повели на звонки. На этот раз церемониал вручения телефона упростился до короткой процедуры: всем одновременно раздали мобильные и запустили в каморку. Аня позвонила маме и, усердно изображая беспечность, рассказала, что в спецприемнике живется отлично. Мама тревожно спрашивала, не обижают ли ее, Аня заверяла, что не обижают. Вокруг толкались и кричали в телефон ее сокамерницы, поэтому даже если бы на самом деле Аню били ногами, пооткровенничать бы ей не удалось.
На выходе из каморки их ждал журнал, в котором нужно было расписаться за телефон, и еще одна непонятная бумажка.
– А это что? – шепотом спросила Аня у Кати.
– Это мы за еду расписываемся. Такое каждый день дают, вчера забыли, наверное.
Старичок-дежурный протянул Ане листок для подписи, и она рассмотрела его внимательнее: напротив фамилий всех заключенных стояла цифра “136,95”.
– А что это значит? – спросила Аня, указав ручкой на цифру.
– Это значит, что вы вчера поели на сто тридцать шесть рублей, – охотно пояснил старичок.
Аня подняла глаза и потрясенно на него посмотрела:
– За весь день?!
– Да это всегда так, – махнула рукой Диана. Она взяла листок у замершей Ани и расписалась напротив своей фамилии. – Ты тут каждый день ешь ровно на сто тридцать шесть рублей девяносто пять копеек. Мы привыкли уже.
Аня перевела взгляд с сокамерниц на дежурного и обратно.
– А ты еще спрашивала, почему я тут не ем! – с укоризной заметила Майя.
На обед был гороховый суп. Отягощенная новыми знаниями, Аня зачерпнула его не без любопытства. Он оказался даже вкусным, только снова очень соленым. На дне миски плавал одинокий кусок соевого мяса.
– А ты так и не ешь? – спросил у Майи белобрысый Леха-баландер. Она покачала головой. – Фигуру, что ли, бережешь?
– Да мне не нужно фигуру беречь, – сразу заулыбавшись, жеманно ответила Майя. – У меня хорошая генетика. Просто я к другой еде привыкла.
– Не сомневаюсь, – хмыкнул Леха.
Стоило им зайти в камеру, как Диана, весь обед с подозрением косившаяся на Майю, требовательно спросила:
– Это же неправда?
Майя хлопнула глазами:
– Что?
– Что у тебя такая фигура из-за генетики?
– А-а, это!.. Нет, конечно. Я грудь увеличивала и задницу. Да я много чего делала! Но мужчина не должен об этом знать, даже такой.
– Я так сразу и поняла, – удовлетворенно сказала Диана. – Как только увидела тебя, сразу подумала – уж задницу она себе по-любому накачала, своя такой не бывает.
Подойдя к окну, она заглянула в пачку сигарет, а потом раздраженно скомкала ее и швырнула на подоконник.
– Да, конечно, но не буду же я всем мужикам рассказывать, что у меня ненатуральное, – резонно заметила Майя. – Я однажды встречалась с типом, так он правда думал, что у меня голубые глаза.
– А у тебя что, не голубые? – недоуменно спросила Катя, садясь на Дианину кровать.
– Да нет, это линзы! Я очень старалась, чтобы он ничего не заподозрил. Когда мы ночевали вместе, я ждала, когда он уснет, и только потом их снимала. А утром просыпалась раньше, умывалась, чистила зубы, волосы в порядок приводила, надевала линзы и ложилась обратно в красивую позу. Он просыпался и говорил: Майя, ты даже спишь как ангел!
– Офигеть! – поразилась Диана. – Зачем ты это делала?!
– Ну потому что мужчина должен видеть меня всегда при параде и думать, что я такая и есть!
– Блин, да я по утрам голову от п-подушки оторвать не могу, а она целый м-марафет наводит! – неодобрительно сказала Наташа. Она тоже не стала забираться к себе на верхнюю койку, примостившись на Ириной. Наташа сидела ссутулившись, и Ане опять показалось, что она похожа на угрюмую ворону.
– А я вообще никогда не понимала, зачем украшаться для кого-то, – высокомерно бросила Катя и поправила хвост. – Говорю же: я волосы соберу и пойду, больно надо мне для кого-то стараться!
– Ну разве тебе не хочется иногда накраситься, платье там надеть? – мечтательно спросила Майя.
– Мне? Платье? Еще чего! А краситься – ну, я крашусь иногда, но это для себя.
Майя смутилась:
– Ну я тоже как бы для себя. Но я хочу, чтобы и все остальные меня только красивой видели.
– Ну ладно, а еще что ты сделала? – с любопытством спросила Диана. Она села по-турецки рядом с Катей и обняла подушку, как ребенок.
– В смысле?
– Ты говоришь, не только грудь и задницу. А что еще?
– А, ну, сначала я сделала нос. Нос – это самое важное в лице. Я и сестре своей говорю. У нее такой шнобель! У меня такой же был. Я почти год копила на ринопластику.
– На что? – перебила с презрением Наташа.
– Это чтобы форму носа исправить. Я, кстати, сейчас вторую собираюсь делать. Потом – скулы. Я из щек удалила комочки Биша.
– Фу-у! – завопила Катя, брезгливо скривившись. – Не знаю, что это такое, но если из щек, то звучит отвратительно!
Зато у Дианы заблестели глаза.
– Я слышала про такое, да! – возбужденно проговорила она. – Ну, скулы у тебя сейчас как у Анджелины Джоли, конечно.
– Я знаю, – снисходительно ответила Майя. – Дальше всякое по мелочи: ресницы, губки. Волосы нарастила.
– У тебя нарощенные волосы? – глупо спросила Аня.