Невероятные происшествия в женской камере № 3

Наконец она решилась – буквально выпросила у мамы какое-то задание в городе и отправилась за лезвиями. Киоск работал, коробочка была на месте. Краснея до ушей и не поднимая глаз на продавца, она ткнула в нее пальцем. Когда коробочка перекочевала к ней в руку, Аня испытала такое удовлетворение, что практически бросилась наутек: казалось, что ее намерения были написаны у нее на лице. Лезвия Аня положила в карман и не притрагивалась к ним ни в автобусе, ни весь день дома. Момент, когда она впервые откроет коробочку, казался ей таким интимным, что невозможно было допустить, чтобы его кто-то увидел. Только поздно ночью, когда мама уже пошла спать, Аня достала коробочку. В ней лежало пять тоненьких серебристых лезвий, каждое завернутое в дымчатую бумагу. Одного взгляда хватало, чтобы понять, какие они острые. Аня, затаив дыхание, разворачивала их по очереди, как подарки, рассматривала и клала обратно – время для них еще не пришло. Потом она спрятала их в рюкзак и заснула, чувствуя волнующее предвкушение.

Когда именно в ее голове поселилась мысль порезать руки, Аня не помнила, но точно знала, откуда она взялась. Почти год назад, когда она еще не поступила в университет, жила дома и ходила на курсы английского, Женя в очередной раз подвозила ее домой. Она рассказывала про свою давнюю неразделенную любовь – Аня с трепетом ловила каждое слово, сравнивая с собственной, которую чувствовала к Жене. Женя о любых вещах – чудовищных, смешных или проникновенных – говорила с будничной интонацией. В тот раз она сказала: “Я поняла, что так зациклилась на другом человеке, что мне нужно, чтобы со мной произошло что-то плохое. Например, сильно заболеть. Тогда бы я снова могла начать думать о себе”.

Аню это поразило. Она никогда не испытывала зацикленности на другом человеке и не понимала, каково это – желать зла самому себе. Она вообще не могла понять, как можно настолько тяготиться чувством, чтобы мечтать прервать его любой ценой. Своим собственным она больше не тяготилась – поездка на кладбище что-то изменила в ней. Пережив концентрированный стыд, Аня выработала к нему иммунитет. Ей казалось, что она мучительно перевалила через огромную гору и теперь мчится вниз – легко, без тревог и страхов. Все отныне было правильно: она сама была нормальной, хоть и необычной, ее любовь к Жене была естественной, пусть и не взаимной. Аня чувствовала себя такой окрыленной впервые в жизни и не могла представить, как можно отказаться от этого чувства добровольно.

Женя, однако, была немыслима во всем, и Аня давно не позволяла себе относиться к ее словам критически. Она решила считать их непреложной истиной – не надо пытаться постичь, надо просто запомнить.

В Москву через несколько месяцев она уезжала счастливой и полной надежд: ее ожидала самостоятельная жизнь, которую она представляла себе нескончаемым праздником и приключением. Чувство к Жене за это время как-то сгладилось в ней – точнее, как будто вросло внутрь и лишилось опознавательных черт любви. Аня не испытывала ревности, тоски, метаний, не чувствовала обязанности быть верной. Внутри нее постоянно было разлито безмятежное тепло. Ей казалось, что эта любовь стала самым лучшим качеством ее характера, несокрушимым моральным стержнем, вокруг которого строится ее личность.

В Москве Аня моментально очутилась в новой реальности. У этой жизни не было ничего общего с той размеренностью, к которой она привыкла в родном городе. Не то чтобы все сразу пошло наперекосяк, но стремительность, с которой на Аню обрушивались новые события и переживания, буквально не оставляла возможности перевести дух.

Выяснилось, что она совсем не приспособлена к самостоятельному существованию. Дело было не в том, что Аня не знала бытовых вещей – оказалось, что взрослая жизнь – это миллион перехлестывающих друг друга противоречивых отношений, которыми она не умела управлять. Дома Аня всегда была одна – рядом мелькала мама, да пара подружек, да одноклассники, которых она видела несколько часов в день. Ни с кем близко она не общалась. В Москве ее моментально поглотили новые связи и новые впечатления.

Защищаясь от реальности, Аня стала думать, что все оставшееся в ее родном городе было правильным и ясным – в том числе и она сама. Все, что составляло ее жизнь в Москве, было болезненным, запутанным и безысходным. В довершение всего Женя написала, что скоро выходит замуж – на Аню это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Позабытая ревность вспыхнула в ней с ослепительной яркостью. Это было тем более мучительно, что Женя, она думала, осталась в прошлом – Аня влюбилась в Москве в однокурсника. Все эти противоречивые чувства словно растаскивали ее в разные стороны, и ей стало казаться, что она теряет очертания, как в расфокусе фотоаппарата. Ей требовалось срочно собраться, сконцентрироваться на себе.