Она вышла из рощи и зашагала вдоль дороги. Остановка была в каких-то ста метрах пути, когда краем глаза она заметила темно-зеленую машину. Она неожиданно развернулась на полдороге и быстро направилась к ней. Аня остановилась и стала вглядываться в номер. На сияющей в лучах солнца белоснежной табличке было написано 011. Кружочек и две палочки. Аня смотрела, как они приближаются, и не могла оторвать глаз. Это было как в кино – так же завораживающе и невозможно. Усилием воли Аня отвела взгляд от номера и посмотрела на водителя, хотя и так знала, кто он. Сквозь темное стекло на нее смотрел папа.
Аня бросилась бежать. В голове разом пропали все мысли – происходящее было настолько невероятным, что любая логика оказывалась бессильна. Папа жил на другом конце города. Здесь ему делать было нечего. Ситуация недавней погони в принципе не могла повториться. Однако же вот – Аня бежит по обочине, отец бежит за ней. Она слышала его шаги все ближе и понимала, что еще немного – и он поймает ее. Аня инстинктивно запаниковала. Эта неотвратимость была такой ужасной, что отдалять ее и сопротивляться стало невозможно – проще закончить все разом. Аня остановилась как вкопанная. Отец от неожиданности налетел на нее, то ли обнял, то ли схватил, и, уткнувшись ему в грудь, она отчаянно закричала: “Только не отдавай меня маме, только не отдавай меня маме, только не отдавай меня маме!”
Он и не отдал – вместо этого отвез Аню к себе домой, потом позвонил ее маме и сказал, что с Аней все в порядке, но она пока останется у него.
Отец был само спокойствие. Аню он не отчитывал и не упрекал ни единым словом. Вместо этого он накормил ее обедом и даже налил полбокала вина. Аня чувствовала такую сокрушительную благодарность, что временами теряла дар речи. Всю свою жизнь она мечтала, чтобы папа был ее сияющим героем – и вдруг он именно таким и стал. Наконец-то Аня могла расслабиться и перестать ломать голову над тем, что же ей делать дальше – теперь с ней был отец, мужественный, решительный и понимающий. Он не даст ее в обиду, не даст ей киснуть в опостылевшей квартире с мамой, он все уладит. Аня с равным умилением взирала на магнитики на папином холодильнике, на котлету в своей тарелке, на папину жену, которая то и дело бросала на нее быстрые взгляды, на маленького братика, который проснулся посреди дневного сна и теперь верещал на весь дом. Аня чувствовала ко всему острую приязнь и полное умиротворение.
На следующий день папа сказал, что они поедут на пикник. Он держался радостно и непринужденно. Аня купалась в собственных мечтах, представляя, как они заживут вместе, как она пойдет в другую школу, как у нее появятся новые друзья. Папа накануне дал ей свой телефон, чтобы она смогла позвонить Маше, – та ответила, но от очередного побега в восторг не пришла. Аня почувствовала обиду и облегчение одновременно. Теперь ничего больше не держало ее и можно было окунуться в новую жизнь.
На пикнике выяснилось, что они будут не одни – к ним неожиданно присоединились незнакомая женщина с дочкой. Папа сказал, что эта женщина – бывшая няня Аниного братика. Дочка была старше Ани на два года. Ане совершенно не хотелось, чтобы какие-то посторонние люди в первый же день вторгались в ее новую жизнь с папой, но приготовилась потерпеть. Тем более что новая девочка не казалась откровенно ужасной. Она была высокой и худой, носила огромные сережки-кольца и смотрела на мать с таким высокомерием, что Аня невольно почувствовала к ней симпатию. Ее звали Даша.
К вечеру Аня была совершенно очарована Дашей – в первую очередь потому, что та ничего про нее не знала. Ане казалось, что именно это ей и требуется для старта: новые люди, которые еще не составили о ней свое мнение. С ними можно было казаться любой – а так как Аня только начинала узнавать себя, можно было экспериментировать. Она прощалась с Дашей почти с сожалением, когда папа вдруг сказал, что если Аня хочет, то может переночевать у Даши, поскольку она и ее мама совершенно не против.