Невеста

Аня вылезла из-за парты и бесшумно скользнула к доске, где уже минут десять безуспешно маялся Никита Бекетов, у которого никак не получалось решить уравнение. Она быстрым взором окинула условия задачи, взяла мел и в два счета вывела правильное решение. По классу пронесся вздох удивления.

— Молодец, — сдержанно похвалила ее Ирина Васильевна. — Но все равно, твои познания в области математики не дают тебе права заниматься на уроке посторонними вещами. Тебе есть что возразить?

«Вы правы. Я виновата», — написала Аня на клочке бумаги, который подвинула в ее сторону учительница.

— Ладно, — смягчилась женщина. — Иди на место. Бекетов, на первый раз ставлю тройку, в следующий раз поблажек от меня не жди.

В этот момент дверь приоткрылась, и в класс заглянула нянечка:

— Ирина Васильевна, извините, Аню Игнатову заведующая вызывает.

— Конечно. Иди, Аня.

Девочка неподвижно стояла, многозначительно глядя на свой альбом, и учительница, помедлив, вернула его воспитаннице:

— Держи. Делаю тебе последнее предупреждение. В следующий раз отдам его Тамаре Иннокентьевне.

Аня взяла альбом, кивнула в знак благодарности и так же бесшумно вышла из класса.

— Как привидение, — брякнул Никита, и все засмеялись. — И не говорит, и ходит, как по воздуху…

— Бекетов! — строго одернула его учительница, и лицо мальчишки приняло невинное выражение: мол, а что я?

— Любой из вас, находящийся тут, не ангел, — с расстановкой проговорила Ирина Васильевна. — Человек не идеален, и это нормально. Поэтому будьте прежде всего людьми по отношению друг к другу, цените и уважайте эти чувства. Аня не разговаривает, да, это верно. Никита, если ты считаешь себя выше Ани, расскажи что-нибудь о себе, а мы внимательно послушаем.

— Нет, — покраснел мальчик. — Не надо.

— Продолжим урок, — металлическим голосом сказала математичка, и дети зашуршали тетрадками.

— Что это у тебя? Опять рисунки? — спросила Тамара Иннокентьевна, заметив альбом в руках Ани. — Можно посмотреть?

Девочка протянула альбом, а заведующая машинально подвинула в сторону воспитанницы блокнот с ручкой — непроизвольный жест, превратившийся в привычку при общении с этой немного странноватой девочкой.

На рисунке было изображено большое здание, из окон которого выглядывали дети. Над строением кружили ангелы, а возле ворот стоял мужчина.

— Это что-то означает? — пытливо спросила Тамара Иннокентьевна.

Девочка равнодушно пожала своими хрупкими плечиками.

— Я попрошу тебя рисовать не на уроках, Аня, — сказала заведующая. — Учителя тебя хвалят за успеваемость, но говорят, что ты своими «художествами» отвлекаешь других ребят от занятий. Ты меня поняла? Договорились?

На женщину смотрели огромные, не по-детски серьезные глаза.

«Да», — коротко написала Аня.

— Я тебя вызвала вот для чего. Мне сегодня утром звонил один человек, интересовался насчет тебя. Сказал, что твой родственник… — Тамара Иннокентьевна заглянула в бумажку. — Борис Фролов. Тебе знакомо это имя?

Аня почувствовала, как у нее пересохло в горле, и память тут же высветила недавний сон.

«Жди гостей».

«Я не помню такого родственника, но совсем не против этой встречи», — написала она. Буквы скакали и залезали друг на друга, как частицы в броуновском движении, и Тамара Иннокентьевна поняла, что девочка переживает сильное волнение.

— Он обещал позвонить снова. Ты готова с ним встретиться?

Аня кивнула.

«Господи, несчастное создание», — с горечью подумала заведующая, видя, как засветилось лицо девочки.

— Иди. Я тебя вызову, когда будет все известно.

Аня ушла, а Тамара Иннокентьевна задумалась.

Воспитаннице скоро шестнадцать. Скажем прямо, она уже не девочка, а почти девушка. Вполне развитая, умная и талантливая, но эти ее рисунки…

Заведующую неожиданно охватило чувство тревоги, а своей интуиции она доверяла.

Авария

Артем сидел в дешевой кафешке и, надкусывая заветренный бутерброд, запивал его едва теплым кофе. Его взгляд был устремлен в телевизор, по которому передавали очередной сериал про спецназовцев.

Он намеренно зашел в первую попавшуюся забегаловку — его нервы требовали этого. Да, бывало и такое. Утонченная натура профессионального юриста как никогда испытала потребность окунуться в атмосферу рядового обывателя, прочувствовать, так сказать, на своей шкуре все его радости и печали. Павлов вспомнил, как один успешный банкир как-то признался, что ему до чертиков надоели пафосные фуршеты и вместо текилы и черной икры у него периодически возникает непреодолимое желание хлопнуть сто грамм обычной водки и закусить черным хлебом с солью.