Невеста

— Вы недовольны тем, что Яснова на свободе? — с желчью в голосе поинтересовался полковник. — Кажется, я выполнил все ваши условия. И если в три утра я счел очевидным, что ваша подзащитная более не представляет опасности для общества, значит, так тому и быть! А раз необходимости держать Яснову в изоляции больше нет, я обязан отпустить ее на свободу, ведь каждая лишняя минута пребывания под стражей Кристины Владимировны — повод для вас, для ваших утомительных многостраничных жалоб и ходатайств, а я в этом нуждаюсь, как собака в пятой лапе. Вы со мной согласны?

— Зачем вы нас позвали? — не обращая внимания на едкий тон следователя, задал вопрос адвокат.

— Чтобы у вас потом не возникло лишних вопросов, уважаемый Артемий Андреевич. Будете непосредственными свидетелями.

После этих слов Милещенко подошел к сейфу и, бормоча что-то себе под нос, достал оттуда сверток в бумажном пакете. Разорвав оболочку, извлек наружу нож и, внезапно подмигнув, спросил:

— Узнаете, Яснова?

— Прекратите, Владимир Яковлевич, — холодно произнес Павлов. — Не валяйте дурака.

— Это тот самый нож, господин адвокат. Представляете, десять лет назад этим ножом в новосибирском коттеджном поселке Каменское добивали раненых, беспомощных женщин… Если верить заключению экспертизы, «пальчики» на нем принадлежат вашей подзащитной. Которая, если я не ошибаюсь, кроме всего прочего, является близким вам человеком.

— Моя личная жизнь никоим образом вас не касается. Лучше скажите, почему этот нож у вас. На нашей предыдущей встрече вы сообщили, что отправили его на повторную экспертизу.

— Какая разница, что я вам говорил? — ухмыльнулся Милещенко. Он уселся в кресло, с любопытством рассматривая нож, словно перед ним была какая-то чрезвычайно редкая археологическая находка. — Вы как ребенок, Павлов, ей-богу. — Затем, окинув странным взглядом адвоката и Кристину, хихикнул: — Занимательная ситуация вырисовывается. Впервые в жизни я по собственной воле выпускаю на свободу человека, которого подозревал в убийстве.

— Вы позвали нас для того, чтобы излить душу? Пожаловаться на свою тяжелую, неблагодарную работу? Хватит, Владимир Яковлевич, — решительно проговорил Павлов.

— Ладно, в сторону лирику, — перестал улыбаться следователь. Достав из ящика в тумбочке бумажную салфетку, тщательно протер рукоятку. — Кстати, вы можете сами это сделать, — предложил он, но Кристина торопливо замотала головой.

После этого полковник осторожно, держа нож через салфетку, завернул его в свежий конверт, на котором уже заранее были проставлены печати.

— Везде нужна скрупулезность и педантичность, — пояснил он. — Не хватало еще на этом тесаке свои «пальцы» оставить. Ладно, подписи понятых поставлю после. Не волнуйтесь, печати все соответствующие, есть у меня такие… — Он снова хихикнул, будто все происходящее доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Что дальше? — каменным голосом спросил Артем.

— Дальше? Я отправляю этот нож на экспертизу вместе с отпечатками Ясновой. Эксперт, разумеется, напишет, что нож «чистенький», и вернет его обратно. Никто не будет проверять, почему десять лет назад на нем что-то обнаружили. Возможно, произошла какая-то ошибка. Возможно, папиллярные узоры на ноже со временем смазались и стали непригодны для исследования. Этот дурацкий столовый ножик мог очутиться там каким угодно образом, дорогие мои. Короче, дальше уже не ваша забота. Я прекращаю дело за отсутствием состава преступления, господин адвокат. Вы довольны?

— Вполне. Я только попрошу вас известить меня, когда вы вынесете это постановление. А перед этим, пожалуйста, все же ознакомьте нас с результатами экспертизы. Я могу быть уверен, что на этот раз вы сдержите свое слово и нож действительно будет отправлен в экспертную лабораторию?

— Можете, — сказал Милещенко, убирая нож в сейф. — Вы свободны.

— Премного благодарен. Кристина, подожди меня в коридоре.

Яснова вышла, и Милещенко выжидательно уставился на адвоката.

— Хотите меня отблагодарить, Артемий Андреевич? Не стоит, я просто делаю свою работу. За скромную зарплату государственного служащего.

— Думаю, мои слова благодарности вам не нужны. Я хочу вам сообщить следующее. Решайте свои проблемы с Бугровым сами, больше не впутывая в ваши дела эту женщину.

— Скажите, адвокат, — медленно проговорил следователь. — Для вас вообще существуют какие-либо принципы? Какие-то пределы, рамки дозволенного? Мне безумно интересно, как бы вы действовали, если бы вам пришлось представлять интересы Чикатило. Что, из него тоже ангела сделали бы? Или копали бы под следствие — кто с кем спал, у кого прыщ на заднице, кто алкоголик, вроде Бугрова, а кто «голубой»…