Невеста авантюриста

Его руки впились в ее волосы, и Лина отчетливо чувствовала, как все его тело бьет дрожь, как он отчаянно борется с желанием с силой ворваться в нее, но тут он отпустил ее, наклонился и поднял ее на руки. Она почувствовала, что ее кладут на постель. Матрас прогнулся, и его руки скользнули под ее ягодицы, приподняли ее, а затем, не успела она понять, что происходит, Квин вошел в нее одним резким движением.

Она была потрясена, настолько быстро это произошло и настолько тверже и больше оказался он, чем она ожидала. Лина, даже одурманенная безумным возбуждением, задохнулась от внезапного порыва, лишь прокричав «Квин!». Ее тело выгнулось под ним, словно стараясь прильнуть, прижаться к нему еще сильнее, превратиться с ним в одно целое. И все же самым сильным потрясением была не боль – она была ожидаема, к тому же оказалась мимолетной и незначительной. Больше всего Лину поразило наслаждение! Лина и представить себе не могла, что именно почувствует, когда он будет внутри ее, когда заполнит ее плоть своей, и как непривычное ощущение почти нестерпимой наполненности может быть одновременно таким пугающим и таким восхитительным.

Дрожь овладела ее телом, и почти сразу она почувствовала, как начинает уступать ему, ласкать его, открываться перед ним. Ощущения переполняли ее, почти полностью затмевая легкую боль и связанный с ней дискомфорт, а также осознание собственной неуклюжести, невзирая на которые она старалась слиться с сильным телом Квина, подстроиться под движения его бедер.

– Черт возьми!

Лина тотчас открыла глаза, почувствовав, что Квин резко отстранился от нее, покинул ее лоно, а жар и тяжесть его тела исчезли, оставив ее в недоумении и смущении. Он откатился к противоположному краю кровати, где и упал на спину, дыша как человек, который долго и быстро бежал.

– Квин? – Лина попыталась приблизиться к нему, но он мгновенно скатился с кровати и встал спиной к стене, как будто она гналась за ним, собираясь вонзить в спину нож.

Квин замер, стараясь не произнести вслух той череды ругательств, которые, казалось, были единственным, что был способен сейчас породить его разум.

– Вы были девственницей.

Он только что овладел девственницей, жестко, стремительно, уделив ей минимум внимания и ласк. «Бог мой, я только что изнасиловал девственницу». Ему в голову снова стали врываться страшные образы из ночных кошмаров: съежившееся, забившееся в угол, истекающее кровью создание, одетое в лохмотья, которое начало отчаянно дрожать, едва он захотел прикоснуться. Глаза девушки были полны страдания и боли. Выкупая Грегора, Квин купил и ее. Это были две истерзанные жертвы человеческой жестокости и бездушия. Грегор боролся за жизнь, и ему это удавалось, он даже пытался помочь девушке, чьего имени они так и не узнали, но после всего пережитого ее безмерно пугали мужчины. На четвертую ночь, пока они спали, она покончила с собой.

Еще многие недели после этого Квин не мог вернуть себе былое спокойствие и снова пережить близость с женщиной. Но постепенно отвращение к собственным желаниям покинуло его, уступив место здравому смыслу. В конце концов, он никогда не вел себя с женщинами подобным образом, и для этой девушки сделал все, что было в его силах. Но все же он знал, что пережитый им опыт оставил свой след, который, как правило, не имеет места в жизни молодых людей его возраста и сословия. Он уже заплатил однажды за ночь жестокого разочарования, когда вдруг понял, что женщина в его объятиях, очевидно, профессионал в своей области и лишь выполняла приказания сутенера против своей воли. Мысль о покупке девственницы вызывала у него отвращение и негодование.

А теперь он сам, объятый гневом и непреодолимым возбуждением, овладел Селиной, словно она была опытной проституткой. Он ожидал от нее соответствующего поведения, и, уступив его настойчивым требованиям, она сделала то, чего он от нее ждал. Как он мог совершить такое? Как смогла она преодолеть отвращение, которое наверняка испытывала? Во что же он превратился, если даже не заметил всего этого?

Квин повернулся и увидел, что она по-прежнему лежит там же, где он оставил ее. Пока он смотрел на нее, образ истерзанной невольницы постепенно исчез, сменившись хрупкой, бледной фигуркой Селины. Он никак не мог разобраться в собственных мыслях и выводах, которые сделал из ее рассказов: она призналась, что действительно сбежала сюда из «Голубой двери» и что ее тетушка – содержательница этого заведения, а также что она находилась с мужчиной в весьма интимной обстановке, непосредственно перед тем, как он умер, судя по ее словам, от удара, случившегося в результате чрезмерного возбуждения.

«И после всего этого она оказывается девственницей. Не пытайся найти оправдание. Тому, что ты только что совершил, нет оправдания». Селина тоже посмотрела на него, ее широко открытые глаза были темными и глубокими, в них читалось непонимание и смущение.

– Вы были…

– Но разве вы не хотите меня?

Они заговорили одновременно и вместе ответили.

– Да, – призналась Селина.