Невеста без места

Обеих девушек посадили в крытую повозку, туда же сели ближние боярыни: грузная Милава Воевна, одна из доверенных у княгини, и совсем молодая, бездетная пока Любица, муж которой, красивый молодой боярин Городей, ехал помощником Горыныча. Другие боярыни и челядинки тоже расселись по повозкам. И под шум и крики горожан, под пожелания всего, что только можно пожелать невестам, двинулись – до ворот, за ворота и дальше, дальше, полями, потом через лес.

Велька маялась от невозможности скинуть покров, оглядеться, посмотреть последний раз на отцовский город, на места пусть и не совсем родные, но все равно свои. И дышать хотелось полной грудью, а через покров не дышалось легко. Но нельзя пока его снимать! Не положено. Если жених живет недалече, ему невесту так покрытую и везут всю дорогу, ну а им просто нужно отъехать подальше от Верилога, а там, в лесу где-нибудь, можно пелены скинуть и на белый свет смотреть. Или верхом ехать, недаром же их лошади тоже тут. И все равно, от того чувства, что увезли из отцовского двора с закрытым лицом, как на краду…

Именно что как на краду. Потому что навсегда. Сколько таких невест уехали в чужие края и как сгинули, потому что никто их не видал больше? Шутка ли, такая даль. Хорошо, если вести иногда приходили, что де жива да сколько детишек. А про них с Чаяной волхва Даруна в чаше волхвовской что-то увидит.

Велька не сразу и заметила, что плачет, сами собой слезы побежали. Вытерла их ладонями.

– Ох, девоньки мои, – негромко сказала старшая боярыня, – ничего, ничего. Это всегда так. Невестины слезы – на будущее счастье. Потом над ними смеяться станете, радоваться. А захоти вас батюшка с матушкой навеки дома оставить, вот беда была бы, верно? На то и девки, чтобы замуж идти! Вот весной снарядит батюшка ваш обоз с товаром, купцы многие поехать захотят, и кто-то из братьев ваших непременно приедет, а на родины, может, и княгинюшка соберется. Повидаетесь!

Ну да, так и есть, и сестра шмыгала носом.

– И женихи у вас до чего хороши, аж сердце замирает! – весело поддержала старшую боярыню Любица. – Можно хоть с закрытыми глазами выбирать. Ох, и этот страхолюд тут!

– Так это боярина Миряты пес! – вспомнила Воевна. – Ох! – и повозка чуть качнулась, это Волкобой запрыгнул в нее и улегся рядом, прижавшись к Велькиным ногам. Та сразу вцепилась пальцами в его шерсть, давая понять, что не отпустит.

– Княженка, княженка! Да что за лихо? Что за зверь нахальный такой? Не укусит? – волновалась боярыня.

– Что, тот пес тут? – возмутилась Чаяна, которая из-за покрова сама Волкобоя не видела. – Гони его, еще не хватало, псиной все тут пропахнем!

– Не пропахнем. Не волнуйся, сестрица, он хороший, – кротко отвечала Велька, не собираясь отпускать от себя пса, – совсем немного с нами проедет, он устал, – она приподняла покров, так, что они вдвоем с Волкобоем оказались накрыты крошечным белым шатром, привычно погладила лохматый мех, – хороший мой…

– Устал он, – негромко хихикнула Любица, – да его хоть в соху запрягай!

Больше боярыни ничего не сказали, видимо, не сочтя слишком непотребным, что княженка забавляется с собакой. А Велька радовалась. Вдвоем под белой пеленой было куда приятнее, чем в одиночестве.

Первую остановку сделали после полудня, на обширной поляне посреди леса. Волкобой до того, казалось, дремал, прикорнув в ногах у Вельки, и о нем почти забыли, но лишь обоз встал, как пес встрепенулся, спрыгнул с повозки на землю и исчез в ближних кустах.

– Наконец-то, – вздохнула Чаяна, – хоть малость ноги разомнем. Скоро уже, а, Воевна?

– Да прямо сейчас и можно, – решила боярыня, оглядевшись.

Она кликнула челядинок и вдвоем с Любицей повела княжон в лес, сама придерживала за руку Чаяну, молодая боярыня вела Вельку, позади них девки тащили короб с одеждой. На местинке в несколько шагов, со всех сторон заросшей кустами, Воевна сделала знак остановиться и сама сняла покров сначала с княжны, потом с княженки, быстро сказала:

– Матушка Макошь светлая, спрячь и сохрани, лики скрой, в пути сбереги, до дома доведи!

Это она попросила богиню-мать, всему сущему хозяйку, спрятать и сберечь девушек-невест, которые поедут теперь до своего нового дома с открытыми лицами, чтобы все беды-напасти их хоть и видели, но не узнавали. Потом Велька с Чаяной сняли драгоценные наряды невест – верхицы из красного шелка, затканные золотом поневы, обручья и ожерелья, заменили все это вещами простыми, чтобы не на челядинок, конечно, походить, но сравняться по виду с одетыми по-будничному боярынями.

– Белица! – с улыбкой посмотрев на Чаяну, нарекла ее боярыня временным прозвищем, – а ты Огнява, – она скользнула взглядом по золотящейся на солнце косе Вельки.

Теперь на весь долгий путь они как будто и не они, а другие девушки, откуда-то взявшиеся из леса. А незадолго до Карияра они опять вот так же одежду переменят и станут собой прежними.

Когда шли обратно на поляну, боярыня Любица взяла Вельку-Огняву за локоть, будто помогая, и, незаметно оттеснив от остальных, сказала:

– Пес этот твой… то есть боярина Миряты… умен на диво, не находишь?