Невеста без места

Наконец ведунья выдернула откуда-то из одежды костяную иглу и принялась распутывать шнурок. И скоро понятно стало, что ничего у нее не выходит. Такой на вид простой казалась эта работа, всего-то распутать шнурок, что многим, должно быть, хотелось выдернуть его из рук беловолосой женщины и поскорее сделать все самим. Но нет, никто не осмелился.

– Хочешь попробовать? – Чара кивнула Вельке. – Не бойся, можно.

Велька подошла, взяла иглу, шнурок. Долго ковыряла и дергала так и сяк, ничего не выходило. Тогда осенило ее – а огнем-то? Вызвала огонек между пальцев – сила хоть и схлынула, но было ее еще много, – попыталась зажечь науз. Он не горел, проклятый. Потом в костер его ведунья бросила и вскоре достала, показала, чтобы люди видели, – не горел. Горибор подошел с обнаженным мечом в руке, кинул науз на полешко и со всей силы мечом рубанул – отскочил меч.

Все смотрели. Молчали. Дивились и боялись.

– Так что делать будем, матушка? – взмолился наконец боярин Мирята. – Не может быть, чтоб никакого способа не было! Ты цену скажи и что делать, а уж мы не постоим! Ты скажи…

– Что тебе еще сказать? Все сказано, – усмехнулась Чара, – помрет парень, и ворожбе конец, девки будут жить, как им суждено. Нужен тебе парень в живых – пореши одну из девок, все равно которую, и тоже все кончится.

– Как порешить?.. – еле выговорил боярин.

– Железом, – спокойно пояснила ведунья, – а не хочешь на себя кровь брать, значит, как деды делали: отведи в лес и привяжи, и пусть Велес-батюшка сам решает.

– Боги милостивые! – застонала, сжимая голову руками, старшая боярыня, а Любица крепче обняла Вельку.

– Да, вижу, непросто все, – Чара усмехнулась, – и парень непростой, и девки тоже, была бы из них одна холопкой! Ну, вам решать.

Да, все было непросто. Боярин Мирята поглядывал на дочек вериложского князя уже без прежней доброты, словно решая – которую бы? А то с чего бы ему без вины отвечать перед своим князем за его сына, безо всякой чести загубленного? А сватовство – да какое теперь сватовство, пропало все! В дурной час задумано!

Воевна тоже чувствовала себя так, словно жизнь ее кончена и оправдаться перед княгиней будет никак невозможно, поэтому если бы ее смерть что-то решала сейчас, боярыня не задумалась бы.

Воевода Горыныч заложил большие пальцы рук за свой широкий кожаный пояс и глядел решительно, так, что сразу понятно было – никто никого в лес не поведет, ну разве только самого боярина Миряту, если тому захочется. За Горынычем дружина вчетверо больше кариярской, так что справедливость справедливостью, а он служит вериложскому князю и свой долг помнит. Сердцем материнским, видно, почуяла княгиня Дарица, что не следует отпускать невест без дружины и свиты, отдавая их полностью во власть кариярцев.

Чаяна – та сидела бледная, помертвевшая, смотрела куда-то в сторону и ничего не видела и не слышала. Вот ей точно все стало безразлично. Умереть, и как именно умереть? Разницы для нее не было, она уже была словно мертва от разочарования и горя.

А вообще, брошенная ведуньей мысль призвать в судьи Велеса, оставив жертву в лесу, понравилась многим, насколько она вообще могла понравиться. Хоть Иринею явно полезней была бы быстрая смерть одной из невест, положиться на Велеса в данном случае было стократ проще. Тогда, если князь-батюшка Велеслав разгневается, пусть с Велеса и попробует спросить. Но…

– По справедливости если, ни за что княжич мой страдает, – начал Мирята, – и надо это дело решать. Может, боярышни наши сами… добровольно? – он с надеждой посмотрел на Вельку, которая хотя бы не казалась такой убитой, как ее сестра, и могла что-то решать добровольно.

Ему, конечно, молоденькую княженку было жаль, но не жальче, чем княжича, который рос на его глазах.

И тут Волкобой, который, сам черный, уже потерялся в сгустившейся тьме, рявкнул так, что Мирята пошатнулся от неожиданности.

– Даже не думай, – вслед за Волкобоем рыкнул Горыныч, это он тоже умел. – По справедливости мой князь судить будет. А я двух его дочек увез, двух ему обратно и верну. А тут уж – кому что Долей напрядено!

А Велька… она поняла, конечно, на что надеется кариярский старший. А также и то, что положение их по-любому теперь хуже не придумаешь. Их вернут домой, отцу, и кто знает, приедут ли еще когда-нибудь к ним сваты? Их станут считать несчастливыми невестами, и трудно будет такое поправить. И спасти Иринея, жалко его… да неужели совсем ничего больше сделать нельзя?!

А бабка Аленья, она бы что сделала?

И вспомнился Вельке старый бабкин кудес, большой, черный. Когда рокотал под ее пальцами тот большой черный кудес, внучке она рядом быть не позволяла, отправляла куда подальше…

– Это здесь нельзя науз развязать, – сказала Велька Чаре, – а там? Там сможешь?

Ведунья быстро повернула голову, их взгляды встретились.

– А туда мне заповедано ходить, – сказала она. – Когда-то ходила, больше не могу. А ты – можешь. Пойдешь? – и кивнула на кудес.

– Я? – Велька покачала головой, потому что ей пока не верилось, что туда может уйти она. – Я не могу. Не умею.