Невеста без места

Чаяна от жениха не отходила, так и сидела с ним рядом, за руку держала, бледная, дрожащая, у нее уже и плакать сил не было. Велька места себе не находила: то молилась, то пыталась призвать все доступное ей знахарское искусство и помочь больному. Живая вода Быстрицы не помогала совсем. А волхвовская сила к Вельке опять пришла, и, казалось, было ее очень много, и Велька старалась, припомнив всю бабкину науку. От такого, может, и безнадежный бы встал – но не Ириней. Иринею иногда становилось лучше, дыхание углублялось, румянец какой-никакой возвращался, даже глаза княжич открывал и что-то говорил и улыбался Чаяне. Но всякий раз вскоре ему становилось хуже, чем было…

Только в вечеру посланники вернулись. Посреди верховых кметей ехала двухколесная повозка, а в ней на старой кошме сидела высокая худая, совсем седая старуха с непокрытой головой. Ведунья.

– Чара, из Годуни-веси, – пояснил Горибор, – говорят, на сто верст вокруг искусней не найдем.

Только вблизи Велька разглядела, что ведунья Чара не такая уж старуха – может, только немного она старше княгини Дарицы. Волосы, перехваченные пестрой плетеной тесьмой, белы как снег – это да. Рубахи на ней простые, льняные, не вышитые, зато на ожерелье оберегов и амулетов всяких множество, и чудных на вид – это тоже как полагается. Кожа темная, загорелая как будто, тонкие губы в линию сжаты. Кудес большой на ремне за спиной.

На Вельку она сразу посмотрела внимательно, кивнула:

– Ага, вот как, значит. И огневуха тут есть. Ты теперь-то мне не мешай, притухни малость.

Велька обрадовалась: если ведунья так вот, с ходу, в других силу видит, значит, и сама сильная. А то ведь может быть на сто верст вокруг и такая знахарка, что только травы и корешки знает, а им нынче не это нужно. И Велька прекрасно ее поняла: если две сильные помогать друг другу не умеют, то одной надо не мешать. Хотя легко сказать – притухни…

Впрочем, давно пора бы княженке устать, без сил свалиться, так нет же…

– Зови, если понадоблюсь, – сказала она, ведунья опять кивнула.

Иринея она быстро оглядела и велела отнести к костру и уложить там, Чаяне сесть рядом не позволила, указала место ей и боярыням с другой стороны от костра, а Вельке – ближе, но тоже не рядом. А вокруг, на некотором расстоянии, собрался мало не весь обоз, кто ближе, кто дальше, всем хотелось знать, чем же дело кончится.

Чара уселась в головах у Иринея и принялась бить пальцами в свой кудес, легонько совсем, и он зарокотал еле слышно, а она, нагнув голову, прислушивалась, глядя куда-то в неведомое невидящими глазами. А у Вельки от этого рокота что-то скручивалось в груди в тугой узел, все туже, туже скручивалось…

Вдруг ведунья подняла голову, взглянула на Вельку осмысленно.

– А ведь к тебе его сила течет, огневуха. Ты ее пьешь, – не так и громко она это сказала, но тихо было, и далеко потому слышно.

– Я? Нет! – Велька даже отшатнулась, потрясенная такой нелепостью. – Нет…

– Да, да, – спокойно подтвердила Чара, – ты. Огородись, не пей – и ему, и мне легче станет. Сможешь?

Велька закивала, но была слишком потрясена, чтобы реально что-то предпринять, и еще не поняла толком, что от нее требуется. Огородиться от Иринея – да как, если она не ощущает никакой связи с ним?

– Так это все ты? – закричала, вскакивая с места, Чаяна. – Это ты? Это ты завидуешь, себе вернуть хочешь?

– Нет! – воскликнула Велька, порываясь отползти от костра, подальше от всех, но тело словно тяжелым стало и не слушалось.

Да что же это? Как сон дурной.

– Как ты посмела, ты! – кричала, плача, сестра, вырываясь из держащих ее рук, которые мешали ей кинуться на Вельку.

Люди вокруг сдержанно зашумели, переглядываясь, боясь верить ушам и глазам. Младшая сестра-волхвовка мстила княжичу, который предпочел старшую сестру? С одной стороны, это было по-житейски понятно, но, с другой, все равно казалось каким-то невероятным.

– Тихо вы! – крикнула ведунья, и ее голос перекрыл шум. – Еще неясно ничего. А ты, матушка, – она глянула на Воевну, определив в ней главную и не затрудняясь больше подробностями, кто тут кто, – ты, матушка, если не уймешь свою девку, сама лечи парня.

– Прости, ради Богов Светлых, – сказала гордая боярыня, которая и воеводам первая не кланялась, – она не помешает больше. Или за косу возьму.

Любица подошла к Вельке, ничего не говоря, села рядом и обняла ее сзади, прижимая к себе. Чара на то возражать не стала, она снова склонилась к кудесу, мягко провела пальцами по его шелковистой упругой коже и опять ударила, легко-легко, прислушиваясь и к чему-то приглядываясь, а кругом снова все затихли, дыхание затаили…

Наконец она опять подняла голову и сказала, обращаясь к Воевне:

– Ну, я поняла. Ох и глупая девка эту кашу заварила. Надо же, приворот да на огневуху завязать! Такое, должно быть, никому еще в голову не приходило. Это только если жить надоело или парня порешить захотелось. Так обоим с камнем да в омут – проще было бы.

Все переглядывались и покуда ничего не понимали.

– Она? – дрожащим пальцем показал на Вельку боярин Мирята.