Невеста. Часть 1

За год, прошедший с момента моего отравления, многое изменилось в моей жизни. Теперь я имела право купаться в прохладном озере, посещать зеленые сады, но только в присутствии царя, и – «О великие пески! Караул! Скандал! Свят, свят, свят!» – ездить верхом. Однажды увидев песчаного коня, я подумала, что умру от восторга. Это была любовь с первого взгляда. Заприметив меня, лошадка от радости стала пританцовывать и всеми доступными способами выпрашивать ласку. В своем родном мире я боялась лошадей и вообще считала конный спорт издевательством над несчастными животными. Я не видела в нем красоты и изящества, только насилие и унижение. Знающие люди рассказывали мне, что несчастная лошадь, которой управляют с помощью уздечки, испытывает постоянную боль во рту от трензеля. Но в мире золотых песков все обстояло иначе, да и животные на самом деле оказались другими. Песчаный конь был какой-то помесью лошади, косули и ящерицы. Невероятной красоты животные. Все, как под копирку, гладкие, блестящие, стройные, длинноногие, грациозные и невероятно дружелюбные. Их тренировали, но без садизма и насилия. Лошади легко понимали, чего от них хочет наездник, без применения специальных инструментов. Не было седел, уздечек и хлыстов. Они были не нужны. Легкое движение бедрами – и конь плавно трогается вперед, похлопывание по шее – и животное начинает двигаться в нужном направлении, потянуть гриву на себя – торможение и остановка. Это основы тактильного управления. На самом деле обученный конь и наездник могли показывать целые цирковые представления без ущерба для здоровья и психики обоих. Это был прекрасный пример симбиоза. Не паразитирование, а настоящее сотрудничество. Кони помогали быстро преодолевать большие расстояния, а люди защищали их от хищников и кормили. Возможно, у лошадок был очень хороший интеллект, так как они сами стремились наладить общение со своими защитниками и кормильцами. Благодаря им мое мировоззрение круто поменялось. В прошлой жизни я не любила животных и никогда не просила на день рождения розового пони, щенка или котенка. Домашние питомцы были мне до одного места, но теперь я при любом удобном случае бежала в конюшню за дозой позитива и обнимашек.

Раскинув руки в стороны, я неслась верхом на молодом коне и плакала от счастья. В тот момент мне казалось, что я та самая птица, которую, наконец, выпустили на свободу. Жеребец подо мной все чувствовал и старался бежать быстрее, унося меня вглубь вечерней пустыни, как можно дальше от белоснежной тюрьмы и надоевшего царя. Осточертевший до боли царский дворец я называла «Муравейником», так как он был густонаселен и огромен, как вширь, так и ввысь.

«Я тебя прибью!» – Повелитель бесился из-за того, что его бледная поганка, вместо того чтобы развернуться и смиренно идти обратно, рванула вглубь пустыни, где на каждом шагу подстерегала опасность.

«Твоя воля, великий царь! Прибей!» – я вроде и согласилась, и послала владыку в долгое, пешее, эротическое путешествие. Я остановила коня и грациозно, как мешок картошки, плюхнулась вниз. Сев на песок, я стала наблюдать, как последние лучи солнца скрываются за горизонтом.

«Коня пожалей. Он не виноват в том, что ты глупейшее создание во всех известных мне мирах». – Царь сел рядом со мной на бархан и стал внимательно смотреть на мое лицо и изучать дорожки от высохших слез.

«Пожалеть коня! Какая тонкая манипуляция». – Я поправила полупрозрачный, невесомый платок, который скрывал мои волосы и нижнюю часть лица. Мода тут была своеобразная, но обоснованная климатом. Голову в пустыне всегда защищали от палящего солнца, органы дыхания – от мелкого песка. Без своей экипировки я бы моментально сгорела до волдырей. Если сначала бесформенные тряпки вызвали у меня протест, то первый солнечный ожог все исправил. Чудачество какое-то, ведь раньше мода была для меня чем-то незначительным.

Вопрос про эмоции и слезы царь больше не поднимал. Ну, хочет его мартышка поплакать, пусть себе. Может, это неотъемлемая функция организма, выключив которую низшее создание обязательно заболеет и умрет.

«Странная ты! Сама рассказывала, что мечтала об уединении и покое. А получив его, как капризный ребенок, расстроилась. Или это из-за того, что в моем мире нет нитей, которые тебя раньше развлекали?»

Горькая правда. Я была с ним абсолютно согласна. Откат был жестоким. Нити были для меня зависимостью, болезнью, наркотиком, но как только их не стало и ломка прошла, я вспомнила про семью и ужаснулась собственному безразличию по отношению к родным.

«Что есть у нас, мы не храним, а потерявши, горько плачем». – Я стала часто отвечать царю витиеватыми фразами из своего мира, которые несли мудрость многих поколений, живших задолго до меня.

«Красиво звучит. Расскажи еще что-нибудь».