«Обещай, что больше не будешь плакать. И думать о доме и о своей семье. Мне это не нравится».
«Плакать – это в порядке вещей. Эмоции – это нормально», – я дергала нить с такой ненавистью, что вибрацию можно было причислить к громкому, визгливому крику. У меня сорвало всю резьбу, и тут Остапа понесло.
«Я каркающая мартышка. Мне можно все!» – в ход пошел козырь про то, что я царский шут и мне многое дозволено.
«Слезы – это слабость! Эмоции тоже! – спокойно ответил зеленоглазый гад. – Я запрещаю!»
«Царь, так нельзя! Я живое существо. У меня есть душа, и она болит!» – слезы, слезы, слезы. Наверное, целое ведро соленых капель скатилось по моим щекам. Меня прорвало, как дамбу.
«Выпей вина. Тебе станет легче». – А царь все-таки был молодцом. Не велся на бабскую истерику и продолжал гнуть свою линию.
«Это не решение проблемы».
«Я – твой царь, а дворец – твой дом. Тебе придется смириться».
«Дворец – моя тюрьма. Я пленница. Я хочу свободы».
«Ты забываешься. Я был слишком добр к тебе. Ты будешь наказана…» – и бла-бла-бла.
Не дослушав пламенную речь, я отвернулась от царя, меланхолично сняла браслеты и молча положила их на кровать. Не знаю почему, но в тот момент я сдалась. Царь все это время пытался контролировать меня, как марионетку, но мои эмоции были ему неподвластны. Сделать с ними он, как ни старался, ничего не мог. Это был мой личный запоздалый, юношеский протест. Назло маме отморожу уши. Буду реветь и выть на луну, как собака Баскервилей, беспрерывно посыпая голову пеплом. А потом меня казнят или будут пытать, или отправят гнить в тюрьму, но это все будет после. Плевать. Пусть все знают, как мне больно и плохо. Пусть все видят, что я слабая, ненормальная истеричка.
«Наверное, яд еще не вышел из организма, поэтому она не в себе. Я подарил ей узоры своего рода, а дикарка их сняла. Дура! Неслыханное оскорбление. Никакая женщина, ни один мой сын не удостоился такой чести, а она… Я даже наорать на нее не могу. Низшее существо, глупое создание, неблагодарная дрянь. Если бы не предсказание, я бы сам ее казнил. Своими собственными руками». – Царь крутил в руках отвергнутые подарки и злился, как несдержанный юнец. Дворец затаился в ожидании чего-то очень страшного. А невидимая связь, которая так нравилась владыке, стала медленно тлеть и обрываться.
Неделю спустя.
«Мой господин! Рабыня снова не притронулась к еде и воде. Такими темпами она скоро умрет».
«Что еще?»
«Она плачет. Много плачет».
«Ей больно? Она узнала о своем бесплодии?»
«Нет, мой царь».
«Тогда к чему слезы?»
«Не знаю, но стены в ее комнате снова белые. Она смыла все рисунки, кроме одного. Птица, вылетающая из клетки».
Вот от последней фразы царя хорошенько тряхнуло. Его мозг наконец смог правильно обработать информацию и понять, что за послание ему оставила дикарка.
Она умрет и таким образом, вырвется на свободу, оборвав тем самым связь навсегда.
«Вот гадина!»
Царь без лишних эмоций, в своей бесшумной змеиной манере, ворвался в покои сумасшедшей дикарки и, схватив ее за руки, насильно надел браслеты.
«Не снимать. Никогда!»
«Я к маме хочу».
«В твой мир больше нет прохода. Слово царя! Смирись!»
Стало горько и противно, а еще очень за себя обидно. Хотя я подсознательно готовила себя к такому повороту событий.
«Мы вместе, ты и я, разделим сейчас трапезу. И только после этого я разрешу тебе купаться в озере, гулять в садах и сидеть у моих ног возле трона». – Царь решил пойти ва-банк.
«Я все равно буду плакать!» – Ну, раз пошла такая пьянка, нужно было резать последний огурец. Дорога в родной дом мне закрыта, значит, нужно налаживать быт в новом.
«Разрешаю!»
«И по дому скучать, и по родным грустить. И выть от тоски, пугая всех, кто меня слышит».
«Да будет так!»
«Мыться буду один раз в день». – Это был принципиальный момент. Я руками и ногами за чистоплотность, но не в таких же количествах. Мне казалось, что я на сто процентов состою из душистого мыла.
«Да будет так!»
«А еще…»
«Не наглей!»
«А еще ты меня научишь низшему языку, и я буду все время ругаться, как презренный раб».
«Глупая, непредсказуемая мартышка!»
В этом вопросе я была абсолютно согласна с царем. Я говорила глупости, но таким образом я пассивно протестовала против произвола, который творился вокруг меня. И, как я думала на тот момент, дипломат из меня получился шикарный. Вон сколько плюшек себе выторговала, и это было только начало.
***
«Догоняй!» – я дернула нить в приказной форме и отпустила гриву пустынного коня. Жеребец моментально ускорился и рванул галопом по песчаным барханам.
«Накажу! Стой!» – тут же прилетел мне ответ от царя. А я, вместо того чтобы испугаться, как дурочка с переулочка, заливисто засмеялась и понеслась прочь.