– Я Вас понял, леди Элизабет, – только и ответил он после моей тирады.
– Я не особенно романтичная девушка, – постаралась я как-то оправдаться, – поэтому простите мне мою откровенность, и позвольте попрощаться с Вами.
– Вы и вправду, чрезвычайно откровенны для юной леди, – улыбнулся он, – но это делает Вам честь в Ваши годы.
– О, – повеселела я, – мои годы не так юны, сэр.
И я протянула руку, чтобы на этой ноте проститься с ним. Насколько хватит моего псевдо-хорошего настроения при прощании, я не знала, а поэтому торопилась уйти. Я была почти уверена, что поступаю верно. В любом случае, будущего у нас не было.
– Вы выбрали покой монастырских стен, и я уважаю Ваше решение, – сказал мужчина.
Оливер Хэдли взял мою протянутую руку самым благочестивым образом – смысл этого прикосновения был совсем иным, чем стал в мое время. В те далекие века в благородном обществе любое мимолетное соприкосновение обладало неведомым очарованием. И надо же было ему и тут возникнуть! Оливер склонился к моим пальцам и нежно коснулся их губами. И если для меня это было едва ли не соблазнением, то для него – лишь проявлением благодарности и уважения к даме. Затем он перевернул мою ладонь и, поцеловав уже ее, вложил туда какой-то предмет и сжал мои пальцы. Вот блин…
Так я и стояла, набрав воздуха в легкие, и забыв его выпустить. Оливер неспешно отпустил мою руку и поднял на меня глаза. Определенно, он владел собой гораздо лучше, чем я в такой щекотливой ситуации. Продолжая смотреть на него и только на него, я даже не взглянула, что было в моей руке. Я изо всех сил старалась определить по его лицу – был ли он нейтрален в своих чувствах ко мне или тоже старался смириться с предстоящей разлукой.
– Что это? – спросила я севшим голосом и перевела взгляд на свою ладонь.
– У Вас нет родных, а здешние места неспокойны, леди Элизабет. Я живу в другой стране, и не смогу помочь, если с Вами случится беда. Поэтому хочу, чтобы в трудной ситуации у Вас было что-то ценное, если понадобится. Это фамильный перстень моей семьи, но он лишь малая плата за Вашу помощь.
Я посмотрела на его золотой перстень с сапфиром.
«Да когда же он уедет отсюда?» – пульсировало в моей голове.
– Сэр Оливер, – сказала я и аккуратно положила его дорогой перстень на скамью, – спасибо за заботу, но не переживайте за меня. Такие украшения дарят женщинам в других обстоятельствах, а уж точно не в качестве платы за помощь. Эта вещь для Вас более ценна, чем для меня. Я ее не возьму.
Мне вдруг стало невыносимо смотреть на него.
– Бог ты мой, я и не думал Вас обидеть, – и на его лице впервые отразилось негодование, – поймите меня, ничем другим я отплатить Вам не могу, почему Вы так…
– Да не надо мне ничего от Вас, – горячо прервала я и уже направилась по тропинке к выходу, – просто выздоравливайте, сэр Хэдли, и езжайте домой с миром. Прощайте.
Был ли он обижен на меня за такое поведение – не знаю, не видела. Я просто боялась оглянуться, чтобы не остаться возле него. Удивительно, Оливер не был красавцем, в кого влюбляешься с первого взгляда, но его внутренняя манера себя держать, говорить, смотреть – просто гипнотизировала меня. Я восхищалась им больше, чем кем-либо в своей жизни. И когда это только случилось?..
Где-то в глубине себя я хотела, чтобы сэр Хэдли остановил меня по дороге в келью. Но он этого не сделал. То ли натура моего рыцаря не была такой страстной, как обещали легенды его времени, то ли у него просто не было чувств ко мне.
«Ну и хорошо» – решила я тогда, ведь это выглядело бы непристойно, если бы мужчина стал хватать меня за руки в монастырском саду.
Однако войдя в свою келью, я поняла, что прощание с Оливером было не самым тяжелым испытанием для меня. Две пожилые монахини и мать-настоятельница ожидали меня и, похоже, уже давно. Оказалось, Мэгги вместе со мной читала письма барона и помогала писать ответы на них, а потом рассказала о них настоятельнице, изменив содержание до унизительно-пошлого. И никто не верил, что барон Хэдли, и я вели себя прилично и только общались. Вот это было не просто обидно, это было страшно, ведь мы находились в Божьей обители!
После этого меня заперли в самой холодной келье, я бы сказала, в подземелье и посадили на хлеб и воду один раз в день. Такая пища не могла бы утолить голод и на час, что уж говорить про целый день и целую ночь. Из-за сырости каменных стен, через день я простудилась и слегла. Явившаяся мать-настоятельница предупредила, что вскоре пребывает некий аббат Говард, который и даст настоящее наказание мне, как прелюбодейке.
Но у меня был выход – вернуться в мое время, в XXI век. Необходимые снимки фресок у меня уже были, и я могла снять цепочку с шеи, а, значит, навсегда вернуться домой. Но все же я решила отложить этот шанс до непосредственной угрозы моей жизни. В то время меня мучил еще один вопрос: неужели мы так бессмысленно расстались с Оливером. Ведь я так и не услышала его «Прощайте»…